Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Знакомо все это. Только у нас все делают грубее.
– Почему я говорю про студентов: потому что они умнее, чем докеры или железнодорожники, они видят проблему в общем. Теперь опять нужно быть философом, нужно читать книжки, нужно делать маленькие кружки, и быстро, а то, когда ты пойдешь работать, времени не будет, ты поглупеешь, потому что общество – оно-то уж постарается сделать из тебя марионетку. И они это очень хорошо ощущают. Не все, конечно. И все-таки опять пошли параллельно университеты свободные, они не хотят иметь курсы, где учат только «профессиональным навыкам». Они хотят широких знаний. Это движение существует. Куда зайдет – не знаю. Десять лет назад те же студенты очень боялись не найти работу. А теперь создают опять свободные университеты, делают семинары с людьми, которых хотят слушать, творческие работы делают… Не все еще потеряно.
– Сопротивление не бесполезно?
– Сопротивление всегда не бесполезно.
– Я поражен, насколько все схоже с тем, что происходит у нас. Раньше у нас говорили: «чудаки украшают мир»… А сейчас, если ты не такой, если ты не «наш», ты будешь на самой последней ступеньке социальной лестницы и сам же будешь в этом виноват… Мы просто живем в эпоху постгуманизма, Элен. Гуманитарные ценности рухнули. Все разговоры про «демократию» были просто, ну, непониманием того, что такое глобальный мир. И что никаких «общечеловеческих ценностей» больше не существует. А мы так думали. Мы верили в это еще в 91-м. А вышло, что, кроме денег, ничего не идет в расчет. И пошла выбраковка по социальным признакам. Бедный – сам виноват. Вы сами виноваты, если не живете в Москве и не преуспеваете… Если вы заболели и вам нечем платить… Я помню, когда это началось. Когда к власти пришло поколение жестких мальчиков фээсбэшной выделки, в белых рубашках и модных галстучках. Телешоуменов. Королей нефтегаза. Они все очень похожи сейчас – ваши, наши…
Элен, кажется, устала от разговора. Она откинулась в мягком кресле и замолчала. Вдруг я заметил, что она спит. Ольга без особого интереса листала «Die Zeit», купленную на вокзале. Я не стал лезть в чемодан за Малларме, а достал из рюкзака тоненькую брошюрку, посвященную маю 68-го, и попробовал читать: Жан-Поль Мишель. «Первая в истории попытка выхода из логики мщения». Главки: «Радость». «Созвучия». «Прополаскивание юной жизни». «Живая поэма прополаскиваемой жизни. Всякая другая поэзия по сравнению с поэмой жизни не вызывает ничего, кроме недоумения. Ницше: Я далеко не всегда печален. Просто у меня не всегда есть мысли». «Невозможное». «Надежды обезоруживающей степени наивности обсуждаются с такой же степенью серьезности. Вчерашняя линейная история, вырвавшись из желоба, в который ее сливали кошмарные идеологемы, расцвела нежданными звездами. “Невозможное” стало программой-минимум…» Я продолжаю листать страницы, но через минуту слышу собственный всхрап.
Голова еще сползает по оконному стеклу, когда глаза открываются, улавливая бесконечное двоение железнодорожных путей и превращение их в сплошное поле рельсов. Голос в громкоговорителях вагона объявляет: «Бордо!»
Элен приоткрывает глаза и вдруг начинает смеяться. Сначала тихо-тихо, потом с какими-то всхлипами, потом ее начинает просто всю трясти от смеха.
– Элен? В чем дело, Элен?
Она пытается совладать с собой, чтобы ответить, но это удается ей не сразу.
– Просто я вспомнила, как однажды… Я ехала в Бордо, выходить надо было ранним утром… Я и еще один очень респектабельный мужчина, какой-то бизнесмен…И вот так же неожиданно прозвучало объявление, и я тоже дремала, поэтому успела только вскочить, сунуть ноги в туфли и выскочить из вагона. Стою на платформе, поезд уходит. – Природный артистизм возвращается к Элен. – Надо идти. Но вдруг я чувствую – неудобно. Идти неудобно. Тогда я смотрю на свои ноги и вижу… – Смех опять одолевает ее. – Вижу, что одна моя нога обута в мою туфлю, а другая – в ботинок того господина… И я начинаю смеяться (и она начинает смеяться), я представляю себя со стороны, в одной туфле и в одном ботинке… И я представляю того респектабельного господина, как он просыпается, чтобы выходить, и вдруг видит… А ему же надо куда-то – на важную встречу, на фирму, в банк…
Мы, видимо, очень устали и вымотали все нервы, потому что эта история – она почему-то ввергает нас в какие-то колики смеха. Слезы льются из глаз, остановить этот спазматический поток невозможно, я чувствую, как меня загибает каким-то невообразимым крючком и бьет подбородком о столик. Ольга пытается укрыться от посторонних взглядов газетой «Die Zeit», но у пожилой пары, сидящей напротив у окна, похоже, так и остается впечатление, что они едут в компании тронутых. И, может быть, даже социально опасных.
XIII. Партизаны леса Бербейролль
В 15.00 поезд прибыл наконец на вокзал Монпарнас. Элен первым делом позвонила в издательство, извещая о том, что мы прибыли. До встречи в книжном магазине Чана было еще четыре часа. Какое блаженство! Я представил себе контрастный душ с дороги, чашку любимого чаю, бросок в супермаркет, короткий перечень покупок, «чижи-пыжи», чашку кофе (желательно приготовленную Николя). Все разворачивалось сообразно этим степеням блаженства, разве что Николя не оказалось дома, и мы решили сначала сбегать в супермаркет, а потом уж угощать себя душем, яичницей со всякой всячиной и боевым чаем…
– Может быть, хоть сегодня мы не будем таскать с собой фотографии? – устало спросила Ольга перед выходом.
– Нет-нет, фотографии – обязательно! Сегодня главный смотр. Я даже пиджак надену…
Я привез с собой в Париж легкий модный пиджак, но так ни разу не надевал его – не было подходящего случая.
В книжный Чана мы приходим чуть раньше, чем нужно. Никого еще нет, кроме хозяина и продавцов магазина. Представление. Обмен улыбками. Где мы будем выступать? Возле вот этой стены. Так. Теперь бы еще сказать, что мне нужны кнопки. Кноп-ки. Как это по-французски? Совершенно забыл. И не взял с собой словарь. Канцелярские кнопки… Ни единой ассоциации. Я поворачиваюсь к старшей, видимо, продавщице магазина и спрашиваю:
– Avez-vous ces choses-la… comme des petits clous…[70]
Она с улыбкой смотрит на меня и делает вид, что не понимает.
– Pour coller des photos aux rayons…[71]
Не понимает.
Я изображаю рукой, как вдавливается кнопка в дерево, и даже произвожу имитирующий звук языком.
– Может быть, следует натянуть веревки и повесить фотографии на них? – вместо ответа спрашивает она.
Какая дурацкая идея! Но кнопки, кнопки – как бы ей объяснить? Абсолютно невозможно. В результате всех наших мытарств des punaises[72]раскатились по таким глубинам мозговых извилин, что их и магнитом оттуда не вытянешь…
– Не хочет, видно, полки портить хозяину, – вслух рассуждаю я. – Вот ведь вредина…
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
