Книга Полет шершня - Кен Фоллетт

Харальд подкрадывался к церкви.

Прошел ливень, и трава была мокрая. Легкий ветер гнал облака, в прорехи между ними ярко светила налившаяся на три четверти луна. Тень от колокольни то появлялась, то исчезала в согласии с лунным светом.

Никаких пришлых машин поблизости не было, но это не слишком его ободрило. Полицейские, если намерены поставить ловушку всерьез, сообразят припрятать свои автомобили.

Монастырь стоял тих и черен, ни одного огонька. Было за полночь, солдаты спали, все, кроме двоих: часового в парке рядом со столовой и ветеринара, который нес ночную вахту при больных лошадях.

Уже у самой церкви Харальд прислушался. Из монастырского двора донесся конский всхрап. Юноша бесшумно ступил на бревно и заглянул в церковное окно.

В свете луны смутно виднелись очертания автомобиля и самолета. Там вполне мог прятаться кто-то, сидя в засаде.

Послышался сдавленный кашель, глухой стук… вскоре кашель и стук повторилось. Харальд вспомнил про Хансена, томящегося в багажнике «роллс-ройса». В сердце его вспыхнула надежда. Если Хансен по-прежнему связан, значит, фру Йесперсен и Петер еще не вернулись. Значит, есть шанс, что они с Карен успеют взлететь.

Стараясь не шуметь, он влез в окно и на цыпочках прокрался к самолету. Вынул из кабины фонарик, посветил им по всем углам. Никого. Потом открыл багажник машины. Хансен лежал там связанный, с кляпом во рту. Харальд проверил узлы, они держались. Он снова захлопнул багажник.

– Харальд! Ты здесь? – послышался громкий шепот.

Он направил луч фонарика на окна и увидел, что Карен заглядывает в одно из них.

Домой ее доставили в карете «скорой помощи». Родители приехали с ней. В театре, прежде чем они с Харальдом расстались, она пообещала, что, как только сможет, сразу придет в церковь.

Выключив фонарик, он открыл большую входную дверь. Карен, хромая, вошла. На плечи накинута шубка, в руках – одеяло. Харальд бережно обнял ее, стараясь не задеть правую руку на перевязи. От тепла ее тела, от запаха волос у него закружилась голова.

– Как ты себя чувствуешь? – Он опомнился и вернулся к делам насущным.

– Болит ужасно, но переживу.

– Ты что, мерзнешь? – Он перевел взгляд на ее шубку.

– Сейчас – нет, но над Северным морем непременно замерзну. Одеяло – для тебя.

Он забрал у нее одеяло, задержав ее здоровую руку в своей.

– И ты готова на это?

– Да.

– Я тебя люблю. – Он нежно ее поцеловал.

– Я тоже тебя люблю.

– Правда? Ты раньше этого мне не говорила.

– Я знаю. И говорю на тот случай, если не выживу в перелете, – с обычной своей деловитостью произнесла она. – Ты раз в десять лучше любого из тех парней, которые мне встречались. Ты умный, но никогда не унижаешь людей. Ты мягкий и добрый, но смелости у тебя хватит на целую армию. – Она коснулась его волос. – Ты даже красивый, хоть и смешной немножко. Чего ж мне еще желать?

– Ну, некоторым нравится, когда парень хорошо одет.

– В самом деле? Над этим мы поработаем.

– И мне бы хотелось рассказать, за что я тебя люблю… но в любой момент может нагрянуть полиция.

– И так знаю, за что: я такая чудесная!

Харальд открыл дверцу кабины, сунул туда одеяло.

– Давай-ка лучше садись, – велел он. – Чем меньше останется сделать, когда будем снаружи, тем выше шанс, что удастся унести ноги.

– Идет!

Но он понял, что забраться в кабину ей будет не под силу, и подтащил ящик. Карен встала на него, но и тогда не смогла переместить внутрь свою больную ногу. В кабину и без того влезть было непросто, там было тесней, чем на переднем сиденье малолитражки, а с двумя покалеченными конечностями и вовсе непосильная задача.

Подхватив Карен левой рукой под мышки, а правой – под колени, он встал на ящик и бережно опустил ее на пассажирское место, справа. Сидя там, она сможет здоровой левой рукой орудовать рычагом управления, а Харальд, на месте пилота, браться за него правой.

– Что это на полу? – наклонившись, спросила Карен.

– Пистолет Хансена. Я не знал, куда его деть. – Харальд захлопнул дверь. – Тебе удобно?

– Отлично. – Карен опустила оконное стекло. – Под взлетную полосу годится подъездная дорога. Ветер сейчас как надо, только дует в сторону замка, – значит, придется протащить самолет почти к парадному входу, а там развернуть его и взлететь по ветру.

– Хорошо.

Харальд во всю ширь распахнул церковные двери. Теперь надо вывезти самолет. К счастью, припарковали его грамотно, носом строго на дверь. К шасси была привязана длинная веревка, за которую, как с первого взгляда решил Харальд, самолет тащили. Крепко взявшись за нее, он стал тянуть.

Но «шершень» оказался тяжелее, чем он надеялся. В дополнение к весу мотора там ведь было полно горючего да еще Карен. Не очень-то и потянешь.

Чтобы стронуть самолет с места, Харальд исхитрился раскачать его на колесах, попал в ритм и только тогда привел в движение. Стоило стронуть с места, как нагрузка уменьшилась, но все равно было тяжело. Больших усилий стоило вытащить его из церкви и докатить до дороги.

Из-за облака вышла луна. В парке стало светло почти как днем. Самолет стоял на виду у всякого, кому вздумается взглянуть в его сторону. Следовало поторапливаться.

Натренированной рукой Харальд отстегнул застежку, которая прихватывала левое крыло к фюзеляжу, и выполнил все операции, необходимые для того, чтобы закрепить крыло в рабочем положении.

Это заняло у него три или четыре минуты. Закончив с левым крылом, он поглядел сквозь деревья парка на солдатский лагерь. Часовой, видно, заметил происходящее, потому что двигался в их направлении.

Харальд как ни в чем не бывало проделал всю процедуру с правым крылом. К тому времени как он закончил, часовой стоял у него за спиной и смотрел, чем он занимается. Часовым оказался дружелюбный Лео.