Смущенные Херриот и дядюшка Паддингтон сбивчиво оправдывались, пытаясь объяснить причину чудовищной задержки. Оказалось, что чиновники, напуганные шумом вокруг имени графа, под разными предлогами уклонялись от оформления бумаг, необходимых для освобождения его до суда под залог. А банкиры не желали ссужать деньги. Лишь после вмешательства нескольких влиятельных либерально настроенных персон все наконец утряслось, и двери темницы распахнулись перед измученным узником.
До суда оставалось два дня. Это обстоятельство стало причиной нового взрыва негодования графа.
– Да как они посмели так долго продержать за решеткой члена палаты лордов?! – возмущенно вопрошал он.
– Вам просто не повезло, сэр, ваше дело привлекло к себе пристальное внимание журналистов, – уклончиво ответил адвокат. – Вот яркий образчик их творчества, ознакомьтесь, если вам угодно!
Ремингтон взял у него газету и прочел заголовок:
– «Чудовищный залог за освобождение Ландона!»
– Если бы они так не раздули эту историю, – пробурчал Паддингтон, – ты давно бы уже был на свободе. Как это ни удивительно, большинство изданий встало на твою защиту. К примеру, «Телеграф» и «Ивнинг ньюс» утверждают, что королеве не следовало бы вмешиваться в работу судов и не оказывать на них давление. Некоторые члены палаты лордов заявили публичный протест в связи с этим, а в палате общин разгорелась жаркая дискуссия по проблеме независимости британской судебной системы. Повеселевший Ремингтон заметил на это:
– Странно видеть свою фамилию на газетных страницах без обычных эпитетов. Ведь еще недавно иначе как «женоненавистником», «радикалистом» и «угнетателем» репортеры меня не называли.
Было совсем уже темно, когда экипаж наконец подкатил к дому графа, возле которого давно толпились репортеры. Завидев карету, они гурьбой побежали к парадной лестнице. Ремингтон попытался молча пробиться сквозь толпу, но внезапно остановился, поняв, что теряет шанс опубликовать сведения, соответствующие его интересам.
– Ладно, я сделаю заявление для прессы! – громко объявил он, обернувшись. – Записывайте! Выдвинутые против меня обвинения полностью надуманны, их инициаторы хотят наказать меня за свободомыслие и предание своих взглядов гласности. До сих пор мы, британцы, имели живую и независимую печать, которая способствовала свободному обмену мнениями и фактами между всеми гражданами. Но такое положение дел с информацией продлится недолго, если тех, кто выдвигает и публикует новые идеи, станут арестовывать как субъектов, представляющих опасность для общества. – Ремингтон перевел дух, улыбнулся и продолжил: – Я дерзнул инициировать дискуссию по проблеме брака. Согласитесь, что этот вопрос не может никого из нас оставить безучастным. Так вот, господа, в процессе проведенного мной исследования я узнал много нового, о чем и намерен поведать общественности на предстоящем судебном процессе. Приглашаю всех вас в зал заседания! Приходите, не пожалеете.
Речь была прервана общим хохотом. Ремингтон сдержанно улыбнулся, поднял руку, призывая всех к порядку, и сказал:
– А сейчас, господа, позвольте мне попрощаться с вами. Условия содержания арестованных в тюрьме при Скотланд-Ярде пока еще оставляют желать лучшего. И мне срочно требуется принять ванну, побриться и подкрепиться.
С этими словами граф повернулся и проскользнул в открывшуюся дверь. Журналисты же побежали к наемным экипажам, чтобы как можно быстрее добраться до своих редакций и использовать добытый материал.
– Как я рад снова видеть вас дома, граф! – воскликнул Филиппе. – Боже мой, как же все мы здесь волновались!
– Приготовь для меня горячую ванну, Филиппе! – приказал ему Ремингтон. – Нет, лучше пусть это сделает Манли, а ты распорядись насчет ужина. Я умираю от голода. Дядя Паддингтон, угостите мистера Херриота вином или виски…
– Будет исполнено, ваше сиятельство! – заверил его Филиппе, суетливо озираясь по сторонам. – Не пройдет и пяти минут, как я подам вам холодные закуски! Отдохните пока в гостиной, сэр! Не надо ходить на кухню, там беспорядок…
Но граф уже направился туда, не в силах терпеть урчание в животе. Однако на кухне его ожидал сюрприз: за столом сидели пятеро мужчин, каждому из которых он с удовольствием въехал бы кулаком по физиономии.
– Какого дьявола вам здесь надо? – стиснув кулаки, спросил Ремингтон.
– Мы… Дело в том, что… – Трублуд умолк и заерзал на табурете.
– Мы здесь ужинаем, – сказал Эверстон и, подцепив вилкой кусок окорока, отправил его в рот. – Присоединяйтесь к нам, ваше сиятельство!
– Я вижу!– свирепея, сказал Ремингтон. – Но по какому праву?
Вулворт доел жареную картошку, запил ее вином, обтер рот ладонью и пояснил:
– Мы прячемся здесь от судебных приставов. Ремингтон закрыл глаза и заскрежетал от ярости зубами. Мало ему собственных неприятностей, теперь еще в его доме обосновались эти недоумки, скрывающиеся от правосудия! Будь проклят день, когда он связался с ними.
– И кто же, скажите на милость, вас надоумил прятаться здесь? – наконец спросил он. – Кому могла прийти в голову такая идея?
– Леди Антонии, разумеется, – ответил Ховард. – Вернее, ее тетушке Гермионе. Они решили, что здесь нас уж точно не станут искать.
Ремингтон издал тоскливый стон. Какая женщина! Настоящая дьяволица! Сначала заворожила Фитча, чтобы он переиначил всю эту скандальную историю в газете, а теперь придумала новый фокус. С ума можно сойти от ее проделок! За такую чертовку можно и пострадать!
Прибежавшие на переполох в кухне Паддингтон и Херриот замерли в дверях рядом с Ремингтоном, вытаращив удивленные глаза на сидящих за кухонным столом джентльменов. Очнувшись от оторопи, граф схватил ломоть хлеба, кусок ветчины и чей-то бокал с вином и велел всей компании подняться для серьезного разговора в его кабинет.
Выслушав печальную исповедь злосчастных приятелей Ремингтона, Херриот пришел в ужас.
– Вам нельзя оставаться в этом доме, джентльмены! – воскликнул он. – Если приставы вас обнаружат, графа обвинят в попытке оказать давление на свидетелей обвинения.
Ремингтон лукаво ухмыльнулся.
– Не смейтесь, граф! – озабоченно произнес адвокат. – Их пребывание в вашем доме противозаконно, даже преступно!
– Как и заведенное на меня правительством уголовное дело, – добавил Ремингтон. – Не пора ли нам начать сопротивляться?
– Как же нам поступить? – прошептал до смерти перепуганный Вулворт. – От исхода предстоящего судебного процесса зависит наше семейное счастье! Жены заявили нам, что не вернутся домой, пока не восторжествует справедливость и графа не оставят в покое. О горе мне! О горе! Мамочка устроит грандиозный скандал! А что скажут мои родственники? Я не перенесу такого позора!
– Если мы попытаемся уклониться от дачи свидетельских показаний, – сказал Трублуд, – все решат, что мы что-то скрываем!
– Меня не переизберут в парламент, – простонал Эверстон. – Семейный раздор погубит мою политическую карьеру, если получит огласку.
