– Я никуда не убегу. Заприте меня где-нибудь. Только не в колодце.
– В колодец! – снова крикнул он.
Ствол был нацелен прямо мне в лоб. Я открыл дверцу, нащупал канат и холодные железные скобы и спустился в холодный мрак. Он тут же закрыл дверцу и щелкнул засовом. Я подумал, что это конец. Снизу тянуло холодом. Я слышал удаляющиеся шаги Инженера. Потом все стихло. Через какое-то время он снова начал ходить. Иногда позвякивала посуда. У меня заныли ноги, упиравшиеся в железные прутья. От напряжения ломило руки. Меня знобило. Я ощупывал стену. Зажигалку я оставил на кухне. В карманах не нашлось ничего, что могло бы пригодиться в этой ситуации. У железной дверцы был узкий выступ. Я снял туфли и поставил их на него. Потом сунул носки в туфли и полез вниз, цепляясь за скобы. Одной ногой я болтал в темном пространстве, пытаясь коснуться воды. Внизу колодец был намного шире, чем наверху. Стены гладкие. Никакого уступа, чтобы можно было сесть. За спиной висела веревка. Вот и все, что я мог нащупать.
Я полез наверх и надел носки и туфли, затем присел на выступ, на котором они лежали. Ступнями я опирался на железки, спиной – на дверцу. Я начал изо всех сил давить на нее, но она не поддавалась. В доме стояла гробовая тишина. Я растирал тело руками. Потом сделал из каната петлю, просунул в нее ногу, а конец прикрепил к крюку. Так можно было избежать падения, если бы меня сморил сон.
Но уснуть не удавалось из-за холода. Хотя временами накатывала дремота. Я снова начал растирать туловище. Надо было продержаться всю ночь. Поскольку я не мог уловить ни малейшего звука, меня мучила страшная мысль о том, что Инженер просто сбежал.
Позднее я снова услышал шорохи. Они доносились с антресолей, а потом из комнаты. Вероятно, Инженер перетаскивал какие-то вещи. На антресоли он поднимался несколько раз. Когда он опять спустился в комнату и, возможно, сел за стол, мне показалось, будто он листает книги. Потом он пришел на кухню и поставил на плиту воду. Через какое-то время послышалось журчание, – скорее всего, он наливал чай. Затем за моей спиной загремел засов, и дверца распахнулась.
– Вылазьте! Есть работа!
Он отступил, размахивая пистолетом. Его как подменили, он был полон энергии. Когда я выполз из своей ямы, стало только светать. У меня ломило все тело. Размочаленные веревки каната словно вросли в ногу. Инженер прошел к столу, держа меня под прицелом. Я выпил чашку крепкого черного чая и доел последнюю картофелину. Это все, что оставил мне Инженер.
– Мне надо по нужде.
– В таз.
Он положил перед собой несколько книг и начал их перелистывать. Среди них – «Майн Кампф» Гитлера. Я узнал ее по портрету автора на одной из первых страниц. Некоторые места были подчеркнуты и снабжены комментарием на полях. Облегчившись, я взял из мешка горсть миндаля. Мне было велено пройти в комнату к плетеному креслу. На нем лежал мой кассетник. Инженер сел напротив и опять ближе к двери, как бы преграждая мне путь к бегству. Перед ним стояли на стуле чайник и чашка. На полу – стопка книг. У Инженера были по-прежнему воспаленные глаза и дергалась щека, но выглядел он куда свежее, чем вчера.
– У меня нет собственной истории, – сказал он. – Вы слышали про Нижайшего. Его история была моей историей. Во всяком случае до недавнего времени. Включите магнитофон.
Я сказал, что микрофон слабоват, надо придвинуться поближе. Инженер настоял на том, чтобы приблизился я. Теперь мы сидели в трех метрах друг от друга. Пистолет он не выпускал из рук.
Я заметил, что юность Нижайшего он сравнивал с юностью Адольфа Гитлера. Вначале, рассказывая об отце Нижайшего, он явно пользовался выражениями Адольфа Гитлера, когда тот описывал своего отца. Потом Инженер отступил от этого принципа. Он взял в руки другую книгу. Это была Библия. И голос его зазвучал с торжественной патетикой. Он хотел представить мне своего кумира в ореоле святого. Я даже не сразу сообразил, что речь идет о главаре Движения друзей народа. О других сотоварищах он говорил попроще. Иногда он делал паузы между фразами, очевидно подбирая слова. Когда пленка кончалась, он бросал мне новую кассету. Со временем получилась более или менее цельная картина. Но я не знал, чему можно верить, а чему нет. Когда я прерывал его, он грубо меня осаживал и грозил пистолетом.
Наговорив три пленки, он потребовал, чтобы я прошел в смежную комнату, куда я еще не заглядывал. Я увидел стол с пишущей машинкой и стопкой бумаги. Еще там была книжная полка, на полу под ворохом одеял лежал матрац. Он велел мне перепечатать все, что было записано на пленках. Да поживее.
– И чтобы слово в слово.
Каждую страницу он вычитывал, в то время как я печатал следующую. Кажется, он был доволен. Его даже не смутили те фразы, которыми он отвечал на мои возражения.
Когда я перенес на бумагу три пленки, уже наступил полдень. Мне было позволено съесть несколько миндальных орехов и маслин. Потом он велел мне заварить чай. Зажигалку я должен был оставить на кухне. Курить он мне не разрешал. Мы вновь начали записывать. Мне пришлось вставлять старые кассеты для новой записи. Когда он говорил о «Книге Мормона», я не мог не заметить, что он воображает себя кем-то вроде Джозефа Смита, хочет стать основателем новой религии. Нижайший был для него ангелом Морони.
У меня слипались глаза. Я напрягал все силы, чтобы не клюнуть носом. Когда он рассказывал о наказании и убийстве Файльбёка, он мерил шагами комнату, иногда останавливаясь и в упор глядя на меня. Я уж было подумал, что мне снова придется печатать текст трех пленок. Но, видимо, этого уже не требовалось. Инженер не забывал подбрасывать мне новые кассеты – из тех, что выгреб вчера из моей сумки. Он ни разу не приблизился ко мне. Временами тер ладонью лицо. При этом наблюдал сквозь пальцы за мной. Прежде чем помочиться в таз, он прогнал меня на кухню. Пришлось постоять у железной дверцы.
Когда речь зашла о встрече с Нижайшим на Дунайском острове, на глазах у Инженера выступили слезы. Он смотрел в пол. Был момент, когда пистолет он положил в кресло перед собой. И хотя я по-прежнему понятия не имел, что меня ожидает, то, о чем он рассказывал, заставляло опасаться самого худшего, но я был не в силах воспользоваться оплошностью Инженера. Под конец он казался скорее отчаявшимся, чем властным. Он принимал мои возражения. И даже задавал вопросы. Но потом вдруг начинал кричать на меня. Грозя пистолетом, заставил выключить магнитофон. Мне пришлось опять переместиться к стене. Между тем шел уже десятый час. Вот-вот стемнеет.
Инженер носился по комнате, как сумасшедший. Ему снова с трудом удавалось удерживать равновесие. Лицо у него подергивалось.
– Как ты мыслишь побег?
Он впервые заговорил со мной на «ты».
– Мне надо позвонить.
– Исключено.
Он опять начал молча бегать. Не позволял мне ни есть, ни пить. Я сидел и смотрел, как он носится, как временами бессильно падает в кресло. Мне казалось, я вот-вот засну. Вместе с тем не давала покоя мысль о том, что я могу снова оказаться в колодце. Второй ночи там я бы не выдержал.
