Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
В одном направлении с кометой двигался и Юпитер с четырьмя своими спутниками; пути их неизбежно должны были пересечься.
Как только комета приблизилась к Юпитеру, хвост ее вдруг начал раздваиваться: сказывалось воздействие большой планеты, дерзнувшей оспорить у Солнца его властительное право на комету.
Все это происходило на глазах у обитателей Земли.
На следующую ночь у кометы образовалось два хвоста, раскинутых в разные стороны.
И тут самый большой и наиболее отдаленный спутник Юпитера стал стремительно приближаться к комете.
"Что же будет с моей звездой?" - гадал Тимар.
На третью ночь ядро кометы стало тускнеть и как бы дробиться. Спутник Юпитера в эти часы находился к ней ближе всего.
К наступлению четвертой ночи вся комета была разорвана надвое; два новых небесных тела - каждое с мерцающим ядром и ярким хвостом - разошлись по своим параболам, образующим острый угол, и начали свой бесцельный бег в бесконечных просторах Вселенной. Выходит, и небесные пути бывают схожи с путями земными?
Тимар следил за этим удивительным явлением в подзорную трубу, пока кометы не скрылись в глубинах Вселенной. Увиденное произвело на него глубочайшее впечатление.
Теперь он покончил свои счеты с миром.
К самоубийству бывают сотни всевозможных поводов, однако наиболее настойчивый и неодолимый из них, как правило, порожден долгим созерцанием Вселенной. Стерегите того, кто не ради научного интереса изучает небо, исследует тайны природы: на ночь прячьте от него острый ножи пистолет, обыскивайте его одежду - не спрятан ли там яд?
Да, Тимар был готов убить себя. У сильных натур такое решение приходит не в одночасье, а созревает постепенно. Оно вынашивается годами, а способ осуществления изобретается с превеликим тщанием.
В душе Тимар мысль эта созрела окончательно, и он приступил к планомерному ее осуществлению.
С наступлением в Прибалатонье ненастных дней он вернулся в Комаром. Каждый, кто встречался с ним, непременно отмечал, что он стал совсем как прежде и хорошо выглядит.
А Тимар к тому же выказывал и хорошее расположение духа.
Лишь от Тимеи не укрылось выражение внутренней решимости на его лице, лишь Тимея допытывалась с беспокойством: "Что с вами, супруг мой?".
С тех пор как Михая подкосила болезнь, Тимея по отношению к нему была сама заботливость и нежность. Эта ее нежность лишь подталкивала его к острию ножа.
Любое самоубийство есть безумие, а любое безумие хоть чем-то да выдаст себя. Многие люди отдают себе отчет в том, что они безумны, и каждый самоубийца тоже знает это о себе. Он пытается скрыть свою тайну и тем самым выдает ее. Решает про себя впредь вести умные разговоры, чтобы никто не догадался о его безумии, но все его умные речи не к месту и не ко времени и лишь вызывают подозрение. Будущий самоубийца выказывает преувеличенную веселость, не скупится на шутки, но веселье его столь необычно и действует настолько удручающе, что каждый сторонний наблюдатель, содрогнувшись, скажет про себя: "Этот чует своей конец!".
Тимар решил, что это должно произойти не дома.
Он написал завещание, согласно которому все свое имущество оставил Тимее и бедному люду. У него хватило нежности и предусмотрительности учредить особый фонд на случай, если Тимея после его кончины выйдет замуж, а ее будущие дети вдруг окажутся в нищете: им будет обеспечено пособие из этого фонда размером в тысячу форинтов в год.
А план его заключался в следующем: как только наступит подходящее время года, он уедет - якобы в Египет, а в действительности - на ничейный остров.
Он хочет умереть там.
Если удастся уговорить Ноэми последовать за ним - они умрут вместе.
О, Ноэми наверняка согласится. Что ей делать на этом свете без Михая?
Чего стоит весь этот мир - таков, каков он есть?
Оба они уйдут к Доди.
Зиму Тимар провел попеременно то в Комароме, то в Дёре или в Вене; жизнь повсюду была ему в тягость.
К своему превеликому несчастью, человек, страдающий меланхолией, мнит прочесть на лице каждого встречного приговор себе: "Ба, да он же меланхолик!" В словах каждого знакомого ему чудится намек на какие-то происшедшие в нем перемены, и все-то ему кажется, будто люди перешептываются у него за спиной, обмениваются условными знаками при его появлении, будто женщины боятся его, а мужчины стараются напустить на себя спокойствие. Меланхолику случается по рассеянности говорить такие нелепые слова или совершать такие комические поступки, которые свидетельствуют о душевном разладе. И его бесконечно раздражает, что люди не смеются. А люди попросту боятся смеяться.
Но боятся они понапрасну. Ведь Михай еще не дошел до такой степени помешательства, чтобы ни с того ни с сего вдруг вскочить с места и засыпать перцем глаза сидящим напротив. Хотя иной раз он и испытывает подобно желание; к примеру, когда Янош Фабула, явившись к нему с визитом, вытягивается, будто аршин проглотил, и в качестве церковного вицекуратора начинает разглагольствовать на всякие серьезные темы; в таких случаях Тимара так и подмывает, опершись о плечи почтенного вице-куратора, перепрыгнуть через него, как при игре в чехарду.
Было в его взгляде нечто такое, от чего мороз подирал по коже.
С этим взглядом встречалась и Атали.
Нередко, когда они за семейным столом сидели напротив, глаза Тимара были с вожделением прикованы к лицу и фигуре Атали. Взгляд душевнобольных очень выразительно передает их тягу к женским прелестям. Атали же отличалась редкостной красотою, такой шее и груди поистине могла бы позавидовать Ариадна. И Михай глаз не мог оторвать от этой дивной белой шеи, так что Атали испытывала некоторое беспокойство при виде столь настойчивого немого поклонения.
Да, Михай думал о ней: один бы единственный раз обладать этой прекрасной белоснежной шеей, этой дивной бархатистой грудью - сдавил бы я тебя железной рукою, так, чтобы и душа из тебя вон!
Вот какие мысли владели Тимаром, когда он лицезрел прекрасную, как у вакханки, фигуру Атали.
Лишь Тимея не боялась его.
Тимея вообще не ведала страха, ибо ей нечем было дорожить в этой жизни.
Тимару вконец прискучило ждать запаздывавшей весны. Да и какой смысл ждать цветения трав тому, кто будет покоиться, укрытый дерном?
В день отъезда Тимар устроил пир. Созвал каждого встречного-поперечного, дом был полон гостей.
Перед началом пиршества он строго-настрого наказал Яношу Фабуле:
- Вот что, приятель мой, окажите-ка вы мне христианскую услугу. Не отходите ни на шаг от меня и наутро, когда я буду пьян до бесчувствия, велите снести меня в повозку и уложить на сиденье, а там пусть запрягают и - вон со двора.
Так он задумал покинуть свой дом и родной город - находясь в беспамятстве.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
