Сорокапятилетний ведущий, умная и тонкая штучка, немало повидавший за свою достаточно долгую жизнь в эфире, в явном шоке от просмотренной очередной премьеры, умело заводил отца, который старался вовсю, пытаясь произвести впечатление приобщением к новому мышлению суперпродвинутостью и раскованностью взглядов. Его заключительным откровением на вопрос об оценке состояния музыки сегодня и прогнозов на будущее было категорически заявленное:
— Великая, истинная музыка кончилась, новых имен нет и не предвидится, а все, что сегодня сочиняется, — упражнения для самих музыкантов, в основном бездарные и беспомощные.
— А что скажет ваше дирижерское начало?
— Не лучше обстоит дело и с дирижированием — остались считанные великие дирижеры, а за ними — выхолощенность, серость, а то и полный мрак. Многочисленные фестивали и конкурсы, в которых я полностью разочаровался и никуда никогда больше не поеду, доказывают лишь одно — все погрязли в коррупции, повязаны круговой порукой, оценка судей необъективна, поэтому все не только усреднено, а абсолютно обезличено…
Единственное, что после такой безапелляционной декларации смог выдавить из себя ведущий, было:
— Мрачновато мы что-то разобрались с высоким искусством… Зато уж точно повезло эстраде — пополняется именами самой высокой пробы…
Наверное, отец и сам не до конца осознавал, на кого и за что ополчился, но видеть и слышать его таким было довольно тяжело, я-то понимала, что за этим эпатажем и бессмысленной напористостью не стоит ничего, кроме желания скрыть боль и собственное бессилие.
Может быть, это немного и возвышало его в собственных глазах, но мне было ясно — ему плохо. Его мысли стали мельчать и оскудевать… Мне казалось, что и душа его тоже постепенно опустошается, и это было похоже на преждевременное старение. Неужели самое горькое человеческое состояние уже незаметно подкралось к нему, так рано? Мне не хотелось в это верить, ему было всего шестьдесят шесть лет. Но что же тогда это такое? Он меняется на глазах, неадекватно воспринимает реальность и даже внешне, несмотря на все ухищрения, выглядит старше своего возраста…
Иногда приходится смиряться с фактами и смотреть правде в глаза. Сколько угодно можно призывать себя к тому, что стареть нужно с достоинством, но это, увы, не у всех получается — по разным причинам, у каждого свой путь…
ГЛАВА 7
Моя новая серия понемногу начала запускаться — вышел первый том с романом известной английской писательницы Камиллы Глостер, автора бестселлера этого года «Вторая жизнь». На подходе было еще три новых зарубежных и два российских имени…
Постепенно всеми главными делами пришлось заниматься мне, но теперь у меня была дельная помощница и хорошая команда единомышленников, отвечающих за конкретные вещи — прелестных, эрудированных, но не слишком усердствующих дам удалось перевести на договорные отношения, а на постоянные должности взять действительно работающих профессионалов.
С милейшими дамами разобраться было нелегко, но кончилось все без скандалов и явных взаимных обид — мы нуждались друг в друге, они были умницы и в делах, и в жизни и хорошо понимали, что конкуренция на рынке — жесткая, а молодежь давно наступает на пятки. Издательству же они тоже все были нужны — их опыт, образованность и связи работали на качество продукции и, в конечном счете, на его рейтинг. Заодно восторжествовали справедливость и рыночные отношения — материальная заинтересованность очень быстро поставила на ноги большинство из вечно болеющих. Теперь взятые обязательства начали выполняться в срок, а издательские графики перестали называться «потогонной вакханалией» или «очередным безумием».
Впервые за тридцать шесть лет я почувствовала себя способной не вовлекаться в дела, которые решить не способна, отличая их от вполне решаемых намеченных дел, впервые научилась как-то продумывать заранее и управлять собой — ведь управляя людьми, нужно, прежде всего, уметь контролировать себя. У меня не было времени на постепенное привыкание, мне сразу пришлось взять на себя полную ответственность за реорганизацию крупного предприятия, самой справляться с трудностями, а их оказалось немало, самой же и принимать решения…
Реформировать, наверное, легче, чем начинать с нуля, хотя иногда проще сшить из нового, чем переделывать старое… Но я приказала себе не ныть и не гнать вороных, а действовать в соответствии с целесообразностью, но при этом не забывать, что приходится иметь дело с живыми людьми…
Мое новое положение, связанные с ним трудности и головоломки сделали меня асом высокой дипломатии — любые проблемы и переговоры, даже самые кляузные, теперь не бросали меня в дрожь. Может быть, я стала более жесткой, или, скорее, просто научилась защищать себя от напрасных трат эмоций и энергии, не поддаваться внешним обстоятельствам, а больше прислушиваться к доводам рассудка и все подчинять интересам дела, ведь собственный опыт — ни с чем не сравнимая школа. В этом я оказалась истинной дочерью своей матери, и как хорошо, что я унаследовала именно это, лучшее ее качество — мы ведь и не начинаем с нуля, а являемся продолжением и достоинств, и, к сожалению, недостатков, переданных нам от рождения.
В целом свою новую жизнь мне было нетрудно начинать, ведь у меня был хороший старт — деньги, жилье и работа. Дочь вполне освоилась в новых условиях, родители находились рядом, подруги тоже — разве это можно назвать одиночеством? Почему-то принято считать, что если нет мужа, то это — одиночество. Мой личный опыт привел меня к противоположному мнению — я избавилась от одиночества, разведясь с мужем. Как хорошо, что я не побоялась вовремя сказать себе правду и принять правильное решение!
Огромное количество контактов в офисе и вне его способствовало развитию во мне потребности хоть немного принадлежать самой себе. Я вдруг обнаружила, что наедине с собой мне ничуть не скучно, и мое уединение — никакое не одиночество. Одиночество — это состояние души, неспособность выйти из погружения в себя, неумение отдать себя чему-то или кому-то… Я же, отдаваясь работе, заботясь о дочери, помогая родителям и встречаясь с подругами, почувствовала, что перестала нуждаться в мужском обществе, может быть, потому, что слишком перегорела в браке, не успев до конца насладиться независимостью. Мне такой образ жизни не просто нравился, он целиком соответствовал моему внутреннему состоянию, и я сказала себе, что больше никаких экспериментов с мужьями не будет. Все известные мне иллюстрации печального разнообразия реальных брачных сюжетов оптимизма не вызывали и доказывали лишь одно — этот институт неуклонно изживает себя, хотя ничего нового и не возникает взамен. Если я созрею для нового романа — так тому и быть, но никаким официальным оковам я больше не поддамся — ни за что! Нет, господа хорошие, может быть, некоторое, ничтожно малое количество из вас и ничего себе — хотя я таких что-то не встречала, — но это недостаточное основание для того, чтобы впускать вас в собственную жизнь. Опыт показывает, что вы ведь обязательно проявите себя — попозже, когда попривыкнете… А жизнь воистину дается только один раз, и прожить ее надо — по-своему! Отныне — пою безбрачие!
