— Главное, мой друг, ничего не бояться. Не хотят покупать, а ты продавай. Открыли дверь — подставляй ногу, чтобы не захлопнули перед носом.
Он посмотрел на ученика и осекся. В облике Карновского было столько гордости и благородства, что Соломон почувствовал нелепость своих наставлений.
— Герр доктор, прошу вас, не надо, — предпринял он еще одну попытку. — Не такой вы человек. Я знаю, что говорю.
— Это наша национальная профессия, наша судьба, — с горечью сказал Карновский. — А от судьбы не уйдешь.
42
Новая, вольная жизнь началась у Егора Карновского, который теперь называл себя только Гольбеком.
Он несколько раз переночевал в гостинице, где платил вперед, но потом снял комнату на месяц за десять долларов. Она была тесной и темной и находилась в полуподвале, но Егор был счастлив, что у него есть собственное жилье.
Теперь не надо было рано вставать и идти в школу, и он отсыпался в свое удовольствие. Никто его не будил, не торопил, не спрашивал, сделал ли он уроки. Консьержка госпожа Кайзер, у которой он снял комнату, относилась < нему с почтением, интересовалась, хорошо ли он спал, и каждый раз, когда он чихал, желала ему здоровья.
В баварском ресторане, куда он заходил перекусить, белокурые официантки стали его узнавать и здороваться. Их «Danke schön, Herr», когда он давал чаевые, было таким же сладким, как пирожные, которые приносили ему к кофе. Но еще слаще была свобода от учителей, директоров и всяких советчиков.
Егор наслаждался каждой минутой. Он не забивал себе голову историей, гражданским правом и физикой, но каждый день ходил на немецкие фильмы. Еще он пристрастился к театру бурлеска, где девушки раздевались перед зрителями и хриплыми голосами распевали непристойные песенки. Поначалу он стеснялся ходить в такие места, это было почти то же самое, что зайти в публичный дом. Но стыд быстро исчезал в грохоте музыки, выкриках мороженщиков, хохоте матросов и запахе потных человеческих тел. Егор громко аплодировал вместе со всеми, когда девушки на сцене скидывали платья. Он не решался орать девушкам «baby»[55]и делать намеки, что был бы не прочь встретиться. Он только думал об этом, но хохотал во всю глотку. Впервые за много лет.
Еще веселее было в клубе «Молодая Германия», куда он ходил по вечерам с новым другом, сыном своей хозяйки.
В первый же день, как только он поселился у госпожи Кайзер, чья-то рука уверенно постучала в дверь, и не успел он ответить, как в комнату ввалился парень в расстегнутой рубахе.
— Эрнст Кайзер! — Тряхнув льняным чубом, он неожиданно крепко пожал руку Егора.
Его твердая ладонь не подходила к круглому мальчишескому лицу, и такой же неподходящей казалась слишком широкая грудь. То, что было на нем надето, можно было принять и за скаутскую или солдатскую гимнастерку, и за коричневую рубашку. Егор щелкнул каблуками:
— Йоахим Георг Гольбек. Приятно познакомиться, герр Кайзер.
— Называй меня камрад Эрнст, — ответил парень в рубашке непонятного цвета. — Не против, если я буду звать тебя камрад Георг?
— Конечно, — зарделся Егор.
— Отлично. Будем друзьями.
Он вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и угостил Егора, чтобы скрепить дружбу. Егор с видом заядлого курильщика выпустил едкий дым из ноздрей и с радостью посмотрел на нового друга. Одиночество закончилось. Ему понравился Кайзер: и льняной чуб, падавший на глаза, и сильные руки, и широкие плечи, и расстегнутая рубашка, напоминавшая военную гимнастерку.
— Ну что, выпьем пива? — Егор хотел показаться новому знакомому взрослым.
— С удовольствием. Пойдем, приятель.
Парень говорил, мешая английские и немецкие слова.
Фрау Кайзер пыталась повесить огромный мешок с мусором на железный забор перед домом.
— Эрнст, помоги!
— Отстань. Мы идем пиво пить, — ответил парень.
Госпожа Кайзер сложила руки на животе.
— Герр Гольбек, не связывайтесь с ним. Он сам балбес и вас таким же сделает.
— Shut up![56]— Эрнст выплюнул окурок ей под ноги.
В баре висели плакаты, на которых веселые румяные толстяки держали в руках полные пивные кружки. Объявление на стене предупреждало, что напитки в кредит не отпускаются.
— Прозит! — чокались посетители.
— Прозит! — повторял парень в расстегнутой рубашке, чокаясь с Егором.
— Прозит! — радостно отвечал Егор и снова заказывал, хотя его уже мутило.
Он курил сигарету за сигаретой, чтобы не отставать от нового друга, и платил за пиво. Из бара они пошли в клуб «Молодая Германия».
Они спустились в подвал и долго шли по коридору. Стены были испещрены свастиками, похабными рисунками, непечатными словами, пронзенными стрелой сердечками и сообщениями, что Карл любит Митци, а Фриц любит Гретхен. На полу стояли какие-то сломанные электроприборы, ржавые котлы и прочий хлам. Наконец они добрались до двери, на которой кривыми готическими буквами было написано: «Молодая Германия». В просторном подвальном помещении стояли старые стулья, видимо собранные по помойкам, бильярд с дырявым зеленым сукном, хромоногий теннисный стол и несколько одинаковых диванчиков, продавленных, с торчащими пружинами. Под электрическими лампочками висели бумажные гирлянды и фонарики, оставшиеся после какого-то праздника. На стенах — лозунги и фотографии генералов, марширующих солдат и штурмовиков, портреты боксеров, футболистов, актрис и танцовщиц. За расстроенным пианино сидела девушка и выколачивала из клавишей вальс. Эрнст Кайзер тронул ее за круглое плечо.
— Камрад Георг, — указал он на Егора.
Девушка встала и улыбнулась, показав крепкие, белые зубы. Вздернутый веснушчатый носик, белокурые локоны, канареечный свитер туго облегал великоватую, соблазнительную грудь. Егор щелкнул каблуками и слишком громко, чтобы скрыть смущение, выкрикнул полное имя. Девушка в желтом свитере была само спокойствие.
— Лотта, — назвалась она, снова показав белые зубы.
Эрнст Кайзер сел за пианино и заиграл вальс. Лотта начала двигать бедрами в такт.
— Может, потанцуете? — спросил парень, не прекращая играть.
Егор даже не успел пригласить девушку, она сама положила руку ему на плечо. Он ощутил прикосновение ее грудей. Егору стало жарко. Эрнст изо всех сил колотил по клавишам.
— Эй, эгей! — подпевал он.
Лотта вся была захвачена танцем, танцевали светлые локоны, широко открытый рот, белые зубы, бедра, дразнящие груди. В подвале становилось все больше народу, приходили парни и девушки. Все девушки были напудрены и накрашены, парни были одеты в штопаные свитера, рубашки и даже рабочие комбинезоны. Эрнст Кайзер, не выпуская изо рта сигарету, представлял всем входившим камрада Георга. Егор щелкал каблуками. Все смешалось: разговоры, смех, пение, сигаретный дым. Одни катали шары по дырявому сукну, другие играли в карты, третьи мерились силой, чтобы покрасоваться перед девушками. Самым сильным оказался Эрнст Кайзер. Кто-то опять сел за пианино, начались танцы. Лотта танцевала с Егором, он чувствовал через одежду ее горячее тело. Она смеялась, не переставая, и он тоже смеялся. Ему давно не было так весело. Танцы кончились, и парни захотели пострелять из винтовки. Нужно было попасть в рот деревянной фигуре, черту с кучерявыми волосами, толстыми губами и горбатым носом. Его называли дядя Мо. При каждом удачном выстреле толпа дружно ржала:
