В тот день поезд остановился между станциями Акихабара и Кодэмматё, и объявили, что на станции Цукидзи произошел взрыв, поэтому придется немного подождать. Так мы простояли минут десять.
Когда поезд подошел к Кодэмматё, и открылись двери, я увидел лежащую слева женщину, а, посмотрев направо, увидел лежащего мужчину. Я подошел к нему. Только потом я узнал, что пакет с зарином лежал именно в той стороне. И я его определенно видел. Был завернут в мокрую газетную бумагу и лежал под колонной. Размером в два бэнто[92], на вид — вполне аккуратный. Я еще подумал: что бы это могло быть?
Я попытался помочь мужчине и спросил, как он себя чувствует. Его тело содрогалось от сильных судорог, и было похоже, что у него приступ эпилепсии. Вокруг стояли два служащих станции и человек пять таких же пассажиров, как я. Со всех сторон раздавались советы: приподнимите ему голову, дайте полежать, и ему станет лучше. Мужчина лежал на спине, его глаза были полузакрыты, лицо — мертвенно бледное. Все его тело била дрожь.
Если бы я не вмешался и просто прошел мимо, наверное, со мной бы ничего не случилось. Однако я воспитан в сердце старого Токио, и не мог просто так пройти мимо попавшего в беду человека.
Мы все подхватили его и отнесли к билетному контролю. Однако по пути увидели 2-3 человек, которые вели себя очень странно: сидели на корточках и явно страдали от какого-то недомогания. Происходит что-то непонятное, с удивлением подумал я. Тут один из служащих, который вместе с нами нес того мужчину, вдруг закачался и упал рядом с билетным контролем, схватившись за голову. Видимо, долго находился на платформе и надышался газа. Похоже, он перестал видеть, что творится вокруг. Это что-то необычное, подумал я, и сам стал задыхаться, по всей видимости, глотнув какого-то газа. Нет, никакого запаха я не чувствовал.
Во всяком случае я решил как можно скорее подняться на поверхность. Но когда вышел из метро, передо мной предстала ужасная картина. Многие люди сидели на карточках, у некоторых из носа шла кровь, даже у молодых.
Подошла машина «скорой помощи», и к ней на носилках понесли мужчину, которому мы пытались помочь внизу. Но похоже было, что он уже умер. Я слышал, как кто-то сказал, что у нею остановилось сердце. Санитары его первого понесли в машину, но, к сожалению, было уже поздно. Я тоже в глубине души так думал, когда мы его несли к выходу.
В это время в ногах у меня появилась дрожь и что-то странное произошло со зрением. Вокруг все потемнело, будто наступил вечер, хотя небо оставалось совершенно чистым, и на нем не было ни единого облачка.
Пошатываясь, я дошел до ближайшей цветочной клумбы и присел на нее. Пульс стал очень частым, вероятно, из-за волнения. Мне хотелось, чтобы меня как можно скорее отвезли в больницу, но неотложек не хватало. Появилась полиция, но вокруг царил полнейший хаос, и ничего нельзя было поделать. Служащие станции, которые должны были бы всем руководить, уже сами не стояли на ногах. Люди просто лежали на земле или сидели на корточках. Раздавались крики: где же «скорая помощь»?
Как раз поблизости находилась стройплощадка, и рабочие стали нам помогать. Они останавливали подряд все машины, усаживали туда пострадавших и просили отвезти их в больницу. Если это был микроавтобус, в него сажали сразу несколько человек. Думаю, обычные машины очень помогли в спасении людей около станции Кодэмматё.
Меня усадили в проходившее такси, которое кто-то остановил. Меня устроили впереди, а назад погрузили еще троих, чье состояние было хуже моего.
Однако таксист забеспокоился — он не знал, кто будет платить, а также — куда нас везти. Поэтому он обратился к полицейскому, стоявшему поблизости. Переговорив с кем-то по рации, полицейский сказал: езжайте в больницу Сэйрока. Я подумал, что ближе всего — больница «Мицуи Кинэн», но раз так сказал полицейский, то мы поехали в больницу Сэйрока.
Куда ехать, стало ясно, однако было непонятно, кто будет платить. Пожилой таксист был в растерянности. Сидевшие сзади были в ужасном состоянии, их все время тошнило. Я достал из кармана две тысячи иен и передал водителю. Этого хватит, езжайте скорее, они в тяжелом состоянии, сказал я.
Больница Сэйрока находится рядом со школой, где я в детстве учился, поэтому дорогу к ней я знал лучше таксиста и показывал ему, как объехать уже образовавшиеся пробки.
Водитель осознал чрезвычайное положение и больше не задавал вопросов. Хотя сидящих сзади все время тошнило, он на это никак не реагировал. Однако дорога была настолько забита, что машина почти не двигалась. До больницы примерно два километра, но счетчик уже показывал больше двух тысяч иен. Я собирался доплатить, но таксист сказал, что не надо, и выключил счетчик.
На сидевших сзади было жалко смотреть, особенно — на двоих. Сначала они все время стонали, потом замолчали, совсем выбившись из сил. По дороге мы подъехали к полицейской будке. Этим людям очень плохо, не могли бы вы сопроводить нас до больницы? — попросили мы. Там уже паника, поэтому добирайтесь сами, ответили нам.
Кое-как мы добрались до больницы. Двое сзади уже совершенно не могли идти, и сестры привезли для них инвалидные кресла. Еще один мог кое-как передвигаться, опираясь на мое плечо. Хотя меня тоже качало, но чувствовал я себя все-таки получше.
В больнице я провел одну ночь, следующий день был выходной, а затем я вышел на работу. Голова особо не болела, но когда темнело, я ничего не видел. Поэтому не мог управлять машиной. На работе мог только дежурить у телефона, но там было спокойнее, чем дома, поскольку больница рядом — случись что, можно было бы сразу дойти до нее. Некоторые наши постоянные клиенты, узнав, что я пострадал в этом инциденте, с беспокойством звонили на фирму и очень удивлялись, когда я сам снимал трубку (смеется).
Настроение было плохое из-за того, что полиция начала меня тщательно проверять. Похоже, они заподозрили, что я и есть тот человек, который подложил пакет с зарином. Полиция навестила президента нашей фирмы и тщательно расспросила его о моих религиозных взглядах, в каком пальто и ботинках я был в тот день. При этом просили мне об этом не говорить. Наш президент рассердился и накричал на полицейских: наш Ито-кун помогал пострадавшим и даже заплатил за такси. Как он мог сделать такое? Я сам пострадавший, как они могли меня подозревать? Я очень рассердился.
Не знаю, что случилось с теми, кто ехал со мной в такси. Меня их судьба очень беспокоит.
Вновь увидел двух лежащих мужчин.
Куниэ Андзай (53 года)
Андзай-сан работает в одной крупной типографской фирме. Почему-то среди тех, у кого я брал интервью, оказалось много работников полиграфии.
Родился в крестьянской семье в префектуре Фукусима, четвертым ребенком из семерых. После окончания школы был вынужден уйти из дому и зарабатывать себе на жизнь. В двадцать лет приехал один в Токио и по объявлению в газете устроился в небольшую переплетную мастерскую. Однако хотел работать в крупной фирме и через два года перешел в одну из крупнейших типографских компаний, где и продолжает работать сейчас. Типографскому делу нужно много специальностей, и Андзай-сан сейчас переплетчик, хотя 12 лет до этого изготавливал коробки для упаковки готовых изделий — шоколада или мыла. Чаще ему приходится переплетать журналы, а не книги, и это, как он считает, гораздо интереснее: у всех журналов разные форматы. В приемной фирмы, где он работает, есть стеклянный шкаф, где выставлены образцы переплетных работ.
