Один из мониторов внезапно переключился на изображение, помеченное «Ряд № 1». Я увидел какого-то типа в спецодежде, решительно шагающего по дорожке из нержавеющей стали.
– Черт! – выругался я вслух.
82
Послышался звук открываемой двери.
– Боже! – воскликнул вошедший человек.
Я обернулся. Ничего страшного, халат и маска – прекрасный камуфляж.
– Привет, – произнес я.
– Привет, – ответил незнакомец. Он был в очках, и глаза за стеклами настороженно сощурились. – Кто вы такой и какого черта здесь околачиваетесь?
– Работаю в лаборатории доктора Тобел. – Я небрежно взмахнул рукой. В условиях стерильности рукопожатиями не обмениваются. – Меня зовут… Йонник Глэдуэл.
– А, понятно. Очевидно, вы приехали вместе с теми ребятами, переселенцами.
Он сам предложил версию, и мне оставалось лишь принять ее:
– Да. Вот хожу, знакомлюсь с окрестностями. Не возражаете?
– Нет, конечно. Вымылись, прежде чем войти?
– Конечно.
– Хорошо. Меня зовут Билл Дайсон. Штатный ветеринар. Что-то не припомню вашего имени. Вы, наверное, недавно работаете?
– Да. Ну, вернее, что-то вроде того. То есть раньше работал в другой лаборатории доктора Тобел, в университете. И вот перешел сюда, после того как… ну, вы наверняка знаете насчет доктора Тобел…
– Знаю. Какой позор!
– Как бы там ни было, в условиях, когда клинические испытания набирают обороты, они решили перевести кое-кого из нас сюда. А говоря точнее, я сам захотел, чтобы меня сюда перевели.
– Кто не захотел бы?
– Думаю, свиней все устраивает, и они ни за что на свете не согласились бы куда-нибудь переехать.
Кажется, Биллу Дайсону замечание не очень понравилось. Он сел и взглянул на мониторы.
– Вы здесь впервые?
– Да.
– Хотите ознакомиться подробнее?
– Конечно, – с готовностью согласился я.
Дайсон повернулся к мониторам и прошелся по кнопкам, управляющим камерами. Судя по всему, предстоит телевизионная экскурсия.
– Не знаю, что именно они вам уже рассказали.
– Немного. Я был занят тем, что собирал и тестировал образцы. И то всего лишь последнюю неделю, когда занялся микробиологией.
– Вы сказали, вас зовут Йонник?
– Да.
– Интересное имя. Откуда оно?
– Скандинавское. (Скандинавское ли?)
– У вас там девушки клевые.
– Вот уж не знаю. Я из Висконсина.
– Зато я знаю. Встречался с норвежкой. Ростом в шесть футов и помешана на сексе…
– Здорово. Все свиньи имеют одно и то же имя. Они что, клонированные?
Он немного помолчал, должно быть, обидевшись на то, что я прервал разговор о сексуальных достижениях. Наконец ответил:
– Да. Глэдис – одна линия. Тони–Антония – другая. Всего у нас шесть зданий. И шесть линий.
– А где же Тони?
– Они… ну… вам что, не рассказывали о Тони?
– Нет.
– Ну, в таком случае достаточно будет сказать, что Тони оказалась тяжело больна. А следовательно, и все ее клоны. Мы их уничтожили.
– Когда?
– Примерно с год назад. – Он внимательно взглянул на меня. – Да уж, у нас здесь умеют соблюдать секретность. Не говорите никому, что я сказал о Тони. Вы, конечно, в команде и все такое, но все-таки… – Ветеринар недоговорил.
– Вы сказали всего лишь, что они оказались больны.
– Да. Но даже это уже лишнее.
Я решил сменить тему:
– А что за здание вон там, сразу за этим?
– Ну, там живут свиноматки, до того как покроются. Им положено гулять на свежем воздухе. А эти вот, доноры органов, солнечного света не видят. На улице слишком много грязи и заразы.
– И каков же алгоритм?
– Чего?
– Производства этих ребятишек.
Я показал на монитор.
– Очень простой. Вы ведь знаете о работах доктора Фалька, правда?
– Более-менее. Как я сказал, вообще-то занимаюсь болезнями. И нас особенно не посвящают в то, что творится по другую сторону стены.
– Примерно через год основные положения исследования будут напечатаны в журнале «Природа».
Я решил сыграть на тщеславии собеседника.
– Зачем ждать, когда можно получить информацию от одного из гениальных сотрудников? А кроме того, мы ведь коллеги.
Парень рассмеялся.
– Вы правы.
Откинувшись на спинку стула, начал рассказывать:
– Итак, Фальк сумел найти способ удалить из свиных органов поверхностные антигены. Ну, добавлю без лишней скромности, что он сделал это с моей помощью. Эти антигены представляют собой сахар, содержащийся в свиных тканях и сигнализирующий о том, что ткани именно свиные, а не человеческие. Фальк определил тот самый ген, который отвечает за эти сигналы, и удалил его. К счастью, люди не имеют гена, который соответствовал бы этому сахару, так что не возникло необходимости замещать удаленный свиной ген.
– Действительно, удачно получилось.
– Ну так вот, – продолжал, все больше воодушевляясь, Дайсон. – Мы получаем оплодотворенную яйцеклетку, убеждаемся в том, что гены, отвечающие за поверхностные антигены, удалены, и начинаем копировать этот новый ооцит. Как правило, деление продолжается вплоть до шестнадцатой клеточной стадии, и лишь после этого происходит дифференциация. Поэтому нам достается шестнадцать стволовых клеток.
– Каждая из которых имеет возможность превратиться в свинью. И все эти свиньи имеют органы с отсутствующими поверхностными антигенами.
– Верно. Но дело в том, что необходимы тонны клеток. А потому мы и берем эти стволовые клетки и помещаем их в уже очищенные от генетического материала яйцеклетки. А потом воздействуем на эти яйцеклетки несильным электрическим разрядом, и они снова начинают делиться.
– Так же, как это делали с Долли, клонированной овцой.
– Именно. Но мы еще не позволяем развиться эмбриону. Необходимо получить как можно больше копий. Когда яйцеклетка достигает стадии шестнадцати клеток, мы ее разделяем. Эти шестнадцать клеток помещаем в различные яйцеклетки, придаем импульс к делению, и процесс продолжается дальше. Шестнадцать, умноженное на шестнадцать, умноженное на шестнадцать.
– И сколько же раз вы это все повторяете? Позволяете клеткам делиться, прекращаете деление, помещаете каждую из клеток в новую яйцеклетку?
– Много раз. В настоящее время у нас имеется около двух тысяч замороженных бластоцист. Бластоциста – это эмбрион в начальной стадии. И так для каждой линии, для каждой свиньи. Процесс клонирования протекает достаточно медленно, а потому необходимо столько яйцеклеток, сколько удастся получить.
