образа жизни.
В Чикаго попал в следующий раз через две недели. Позвонил Роберту Макбрейну и получил приглашение навестить его. Инвалид был в приподнятом настроении, благодаря бутылке пенсильванского ржаного вискаря «Олд Мононгахела», не самого дешевого, к тому времени почти пустой.
Он плеснул и мне в дежурный стаканчик со словами:
— Возьми лёд в холодильнике.
— Предпочитаю чистый, — ответил я.
— Слова настоящего мужчины! — похвалил он, после чего подкатил к старому сейфу с вырезанным газовой горелкой замком в приоткрытой дверце и достал оттуда газетный сверток. — Твои сорок процентов от одиннадцати тысяч, минус двести восемьдесят три аванса. Итого четыре тысячи сто семнадцать баксов. Хорошо, что предупредил, сколько стоили драгоценности, а то хотели забрать всего за пять тысяч.
Я быстро пересчитал, как положено стопроцентному янки, рассовал деньги по карманам.
— Когда будешь здесь в следующий раз? — спросил Боб Макбрейн.
— Точно не знаю. Может быть, весной, — ответил я.
— Попробую к тому времени что-нибудь подыскать, — пообещал он.
На следующие выходные я отвез почту и четыре тысячи из добычи в Нью-Йорк. Вылетел в пятом часу утра, по темноте, чтобы прилететь часам к десяти утра. По субботам американские банки работают до полудня. «Бони» не был исключением. Клерк принял у меня деньги, добавив их на открытый ранее счет. Планка в сто тысяч, после которой я решил начать новую жизнь, стала чуть ближе.
За всей этой суетой как-то не сразу заметил, что Жаклин Беннет перестала забивать стрелки. Они становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Девушка начала избегать меня. Подумал, что решила поиграть, спровоцировать на необдуманный поступок — женитьбу. В этом году она заканчивает университет. Пора заводить семью. Пока еще рождение детей не откладывают до сорока лет, как будет к концу двадцатого века.
Как-то пришел в диннерс, взял пару бутербродов и большую чашку чая, горячего и без молока — сразу два преступления по меркам штата Техас. Студентов стало больше, а помещений не прибавилось, поэтому с местами в час пик проблемы.
— Давай к нам! — помахал мне Сократ Вергопуло.
Он сидел со своей девушкой Софией и еще одной невзрачной соплеменницей, имя которой я постоянно забывал. Разговорились о новом президенте, который заявил два дня назад, что сократит стипендии многим малоимущим студентам, отдаст их ветеранам.
— Тебе хорошо, ты воевал, тебя не тронет, а многим придется туго, — сделал вывод Сократ.
— Мне тоже срежет со следующего года, но к тому времени собираюсь окончить университет, — сообщил я.
— За три года⁈ — удивился он.
— Да, — подтвердил я. — Пока иду строго по этому графику. Может, останется пара хвостов, но мне уже зарезервировали место в магистратуре на следующий год, и буду ассистентом у двух профессоров, Тейсберга и Чарчхилла.
— Это здорово! Поможешь нашим сдавать теоретическую механику! — обрадовался Сократ.
— Да запросто, — пообещал я.
Тут в разговор вмешалась их невзрачная сообщница:
— За что ты избил Жаклин?
У страшненьких девочек неистребимая мания защищать красивых, хотя умнее было бы давить таких соперниц.
— А когда я это сделал? — задал ей встречный вопрос.
— Позавчера, — ответила она.
— Придумай что-нибудь сама, потому что мы с Жаклин не встречаемся уже с месяц, — предложил я.
Сократ и София понимающе улыбнулись мне.
Девушка сообразила, что что-то не так, произнесла в оправдание:
— Я спросила, откуда у нее синяк, и она ответила, что это Шон Вудворд ударил.
— Если девушка сказала, значит, спорить бесполезно, иначе получишь неприятности истины! — весело поделился усвоенным уроком Сократ Вергопуло, поглядывая насмешливо на Софию.
— Жаклин любит придумывать романтические истории, — объяснила та сотрапезнице и поделилась информацией: — Она теперь встречается с каким-то местным парнем, не студентом. Он недавно вернулся с Филиппин. Служил там в морской пехоте.
Видимо, это тот самый, который, сидя в тылу, писал ей, что на войне не страшно.
Отсутствие сексуального партнера, конечно, напрягало меня, но связываться абы с кем не хотелось, а в университете собрались те представительницы слабого пола, которые, когда природа раздавала красоту, женственность и семейное счастье, стояли в очереди за тягой к знаниям, успешной карьерой или еще чем-то подобным. Редкие исключения уже были заняты. Приходилось сексуальную энергию сублимировать в творчество. Меня, что называется, попёрло. До конца года я умудрился написать еще две получасовые серии ситкома «Студенты» для радио и позже сценарий детективного фильма «Право на месть».
Арнольд Гинзбург позвонил мне после получения ситкомов и сообщил, что киностудия «РКО Пикчерс», у которой тот же владелец, что и у радиостанции «NВС», выходец из Российской империи Дэвид Сарнофф, заинтересовалась моими детективными радиопьесами, загорелась желанием сделать на их основе полнометражный фильм. Предлагают двести баксов за право на экранизацию.
— Сколько сейчас платят за сценарий? — поинтересовался я.
— По-разному. Зависит от жанра, известности автора… — начал он перечислять.
— … способностей его литературного агента, — перебив, подсказал я.
— И это тоже, — согласился он. — Цена начинается от тысячи долларов и до — последнее, что я слышал — десяти тысяч, которые заплатили за вестерн.
— Скажи им, что я сам напишу. Если не понравится, тогда продадим право на экранизацию, — предложил я.
Я взял в библиотеке пособие «Как написать киносценарий», проштудировал его еще раз. Две радиопьесы «Сообщество подлецов» и «Право на месть» стали двумя сюжетными линиями, главной и вспомогательной. Третья не лезла, оставил ее в покое. Частный детектив Рэймонд Уилкинс расследовал параллельно два дела с помощью своей секретарши-красавицы, безответно влюбленной в него, и в конце фильма обнаружил, что виноват в обоих случаях один и тот же человек. Изобличить негодяя не может, поэтому провоцирует его и убивает, защищаясь. Киносценарию дал название первой радиопьесы, но «РКО Пикчерс» взяла у второй, доплатив за это двести баксов. Всего вышло две тысячи семьсот, из которых четыреста пять обломилось агенту. Плюс за две серии ситкома «Студенты» Арнольд Гинзбург получил свои пятнадцать процентов от восьми сотен. Я теперь его ведущий автор.
116
Разогнавшись, я во время зимних каникул, в январе, написал второй киносценарий. На этот раз вестерн «На тропе войны». Это сейчас самый востребованный жанр, по крайней мере, платят больше, чем за другие. Пока что белые сражаются с индейцами, а не мочат друг друга. Краснокожие сплошь дикари, убийцы и воры, а бледнолицые — белые и пушистые проповедники, юристы и учителя, которые с помощью кольтов и винчестеров сеют истинную веру, закон и цивилизацию. Я накропал не совсем в таком духе, скомпилировав, что видел в детстве в фильмах производства восточногерманской киностудии «Дефа» с главным «индейцем» социалистического лагеря, югославским актером Гойко Митичем. В то время каждый советский пацан был Виннету или Чингачгуком, выкапывал
