обгоревшее бревно. От удара скакун повалился на землю, сбрасывая седока. Выронив меч, Боджинг свернулся ежом, закрывая голову. Тяжело дыша, конь поднялся на ноги и бросился прочь, оставив хозяина. Боджинг встал на одно колено, потянулся за мечом, но дружинник настиг его раньше, чем изогнутая рукоять легла в ладонь. Тархтарин повалил его на землю, придавливая всем весом. Тяжёлые кулаки колотили аримийца по голове, не давая опомниться. Боджинг выставил руки в блоке, пытаясь укрыться за стальными щитками наручей. Недолго думая, дружинник ухватил его за шею, сдавил изо всех сил. Кровь ударила в виски, казалось, что голова вот-вот лопнет, горло сковала боль. Тщетно колотя ногами землю, Боджинг потянулся за дао. Всё, что он видел — это искажённое гневом лицо тархтарина, налитые кровью глаза, перепачканные кровью усы и бороду. Светлые волосы колтунами спадали на скулы, придавая воину пугающий, свирепый вид.
Пальцы скользнули по кожаной оплётке рукояти. Спасение. Боджинг сжал дао, желание спастись придало сил. Острое лезвие, отразив языки пламени, впилось в шею тархтарина, рассекая плоть. Воин замер, судорожно сжимая шею, непонимающим взором обвёл объятый ужасом мир.
Жадно глотая воздух, хрипя и кашляя, Боджинг поднялся на ноги. Размытая тень мелькнула в боковом зрении. Неосознанно выставив перед собой дао, командир развернулся, но противник застыл, так и не приблизившись к нему. Сжимая стрелу в шее, тархтарин рухнул. За его спиной, медленно опуская лук, стоял Зихао. Боджинг лишь кивнул ему, не в силах сказать что-либо. Зихао осторожно обошёл горящее строение, перепрыгнул через чьё-то изрубленное тело. Боджинг следовал за ним, всматриваясь в лица павших тархтар. Увидев молодого лучника, сидящего у стены кузницы, командир бросился к нему. Светло-голубые глаза блеснули презрением, дрожащими пальцами лучник вложил стрелу. Боль не дала отвести тетиву как следует, стрела сорвалась с лука, но не набрала скорости. Боджинг поймал тонкое древко, подошёл ближе. Лучника сотрясала агония, глаза стекленели. Аримиец снял с него шлем, всмотрелся в бледное лицо.
— Это не он, — голос Зихао заставил вздрогнуть.
— Почему? — нахмурился Боджинг, отлично зная, что Зихао прав. — Светлые глаза, тёмные волосы, белая кожа… Я узнал его…
— Не узнал, — осёк Зихао, подойдя ближе. — Все тархтары на одно лицо, но того, с кем ты бился, я запомнил очень хорошо. Его волосы были чернее золы, а глаза — ярче неба. Он похож на Белых Богов, что изображены в старых свитках.
— Он простой воин, — прошипел Боджинг, вытянувшись в полный рост. Сжав тархтарскую стрелу, шагнул к товарищу. — Как смеешь ты сравнивать его с Богами?
— Я сравнил его лишь с изображением Богов, — ухмыльнулся Зихао, находя бешенство командира забавным. — Юинга очень заботит этот воин, раз он сам допросил каждого из нашего отряда. Из его вопросов я понял, что господин пытается понять, был ли тот тархтарин посланником Кийской крепости или нет. Этот лучник похож на него, но точно не тот, кого мы ищем.
— Мы ищем? — переспросил Боджинг, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
— Это приказ Юинга, — кивнул Зихао. — Пойми, Боджинг, твой род настолько велик, что самое худшее, что вам грозит — это переезд из императорских угодий в отдалённую провинцию. А моей семье за такую ложь положена смерть и бесчестье. Я не буду покрывать тебя и твоего отца… Юингу бесполезно врать, от него ничего не скроется.
Боджинг потупил взор, обречённо кивнул:
— Ты прав, мой друг…
Подобно дикому зверю, тело само вытянулось в атаке. Сжатая в руке стрела вонзилась в глаз ничего не ожидающего воина. Боджинг давил на стрелу, пока тело Зихао не обмякло. Подхватив его, командир опустился на землю, всматриваясь в залитое кровью лицо. Проведя рукой по щеке товарища, Боджинг обнял его. Окровавленные пальцы заскользили по стальным наплечникам, сжали ремни панциря.
«Прости меня, — мысленно взмолился Боджинг, — прости меня… Если Юинг узнает, что мой отец упустил гонца, узнает, что по его вине Елжга был готов к нападению, то наш род обречён… Теперь твоей семье тоже ничего не грозит. Ты не обманул Юинга и не предал моего отца. Ты умер героем во славу императора. Я клянусь тебе, что буду заботиться о твоей семье… прости меня».
Страх сотрясал тело, душу рвало чувство вины. Трус, убийца, предатель — вертелось в голове, жужжа пчелиным роем. Зажмурившись, Боджинг сидел среди остывающих тел, не в силах подняться, не в силах разжать объятия.
— Оплакиваешь смерть друга? — голос прозвучал насмешливо, с нотой презрения.
Открыв глаза, Боджинг увидел перед собой Юинга. Утерев слёзы, командир сильнее обнял друга, кивнул в сторону мёртвого лучника.
— Мы нашли его… это он бился со мной в прошлый раз.
Юинг прищурился, спрыгнул с коня. Приблизившись к мертвецу, коснулся его шеи — пульса не было, но тело ещё не успело остыть.
— Он узнал меня, — продолжил Боджинг, — поэтому и выстрелил. Зихао шёл первым, он спас меня.
Юинг лишь поморщился в ответ. Проведя пальцем по тонким усам тархтарина, ухмыльнулся.
— Ты проиграл такому юному воину?
— Я не проиграл ему, — прохрипел командир.
— Бледная тень своего отца, — заключил главнокомандующий, опустив павшему лучнику веки. — Вставай, бой ещё не закончен. Крепость ещё не взята.
* * *
Густой мех укрыл спину. Едва блеснув проседью, русые волосы рассыпались по плечам, потянулись к коленям. В светло-серых глазах отразился призрачный лик Прави. Родослава поставила к витым корням дуба, что рос у Акимовой избы, кружку с квасом, накрыла ломтём хлеба.
— Величайся, деде-Велесе, — зашептала Родослава, закрыв глаза, — ты услышь меня, мудрый батюшка. Дозволь слышать чад твоих, чуять души ихние. Подсоби, деде, защитить землю тархтарскую да ворога прогнать… Не остави нас, напитай силою великой.
За спиной послышался рёв и вой. Всё больше они походили на волчьи, всё больше силы слышалось в этих звуках. Родослава выпрямилась, поцеловав дубовый лист, направилась к воющей стае.
Два десятка воинов в волчьих шкурах рыком пробуждали дремлющих в них хищников. Порабощённые души возрождались в человеческих телах, растворялись в горячей крови, питая силой.
— С рыком волчьим приди сила, воспылай лютая злоба, — заговорила Рода, приближаясь к рыкарям, видя, как меняются их души. — Зверю — зверева, люду — людева, а рыкарю — обе разом. Возродитесь, волки серы, свирепейте в теле мужа. Да не знайте страха, боли, слышьте лишь моё слово…
Рыкари обратили к богатырше взоры, ощущая, как души волков бьются в грудь. Родослава достала кинжал, провела лезвием по пальцу.
— Услышьте мою кровь, — приказала она, протянув к рыкарям руку.
Первым к богатырше вышел Лют, провёл пальцем по лезвию топора и дотронулся до её ладони.
— Услышь меня, Акимовна, — прохрипел рыкарь, — повелевай мыслями
