с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., крестьянин встречает ночью на дороге «пана», у которого «одна нога – киньский копыт, а другая – курьячья нога». По поверьям из Ровенской обл., ноги у черта «бы ў буська» (т. е. как у аиста) (Виноградова 1997: 61). Считается также, что у богинок (женских лесных демонов, известных западным славянам) куриные когти на пальцах ног (Виноградова 2000: 37). Сходный мотив зафиксирован в литовских мифологических рассказах – к девушкам на вечеринку приходит пан, у которого ноги как у курицы (Кербелите 2001: 134).
Отметим также, что, по поверьям южных славян, демонические существа – зморы и домовые – оставляют следы в виде пентаграммы (Moszynski 1967: 621). В свою очередь, знаки в виде звезды с пятью или с шестью лучами, используемые в магии, называются «следами» или «лапами» зморы или домового (у немцев такого рода магические знаки называются Drudenfuss ‘нога ведьмы’; ср. также поверье кашубов, что у клена листья такой же формы, как lapa czarownicy) (Moszynski 1967: 331–332).
Птичьи ноги могут быть и отличительным знаком персонажей, чье происхождение связано с инцестом, расцениваемым в народной традиции как один из самых тяжких грехов. Об этом – быличка из белорусского Полесья: «Жылы брат и сестра. Булы воны очень бидны. За його нихто не жэнивса, и они поженилиса, и в их родилиса детки. И все на курыных лапках» (Радчицк Столинского р-на Бресткой обл., ПА 1984, зап. Л. Сичкарь). Мотив нарушения брачных запретов возвращает нас к теме Лилит и ее потомства, стремящихся к сожительству с людьми и плодящих демонов.
5.4.2. «Гусиные лапки»
Орнитоморфные черты фольклорных персонажей не ограничиваются одними лишь «куриными» признаками. Вариантом данного мотива можно считать представления о том, что демоническим существам присущи черты водоплавающих птиц. Так, по фольклорным свидетельствам, гусиные лапы вместо ног имеют богинки (у западных славян) и русалки (у восточных славян) (Виноградова 2000: 37).
Любопытная версия о потомстве царя Давида представлена в «Слове о Сивилле пророчице и о Давиде царе»: свою «похоть» любвеобильный царь Давид собирал в сосуд, который однажды разбил слуга. «Гуска» съела траву, на которую попало семя Давида, и через некоторое время снесла яйцо, из которого появилось дитя женского пола; Давид приказал скрыть девочку «в землю угорскую» и учить книжной премудрости. Имя дочери Давида было дано Мария, но за мудрость свою она получила второе имя – Сивидла, и именно она предрекла рождение Иисуса Христа от девы Марии «из жидовского рода» (Франко 1896: 277–279).
Параллель к этому рассказу из средневековой западноукраинской рукописи, явно проецирующей библейский сюжет на местные реалии (ср. упоминание в тексте «угорской земли», т. е. Венгрии), находим и в южнославянской книжной традиции. В одном из рукописных сборников XV–XVI вв. из коллекции М. Дринова находится сказание, согласно которому у «дочери» Давида, появившейся на свет из гусиного яйца и спрятанной отцом в далекие «горские страны», вместо ног были… гусиные лапы (Буслаев 2006: 373, сн. 208).
Для славянской народной традиции в целом не характерен мотив узнавания демона по птичьим следам, оставленным им на пепле или на песке (в целом признак невидимости демонов характерен для еврейской традиции) – хотя гадания по следам на золе, пепле, песке (как и представления о том, что демоны, например русалки или суденицы, оставляют на рассыпанном песке или пепле свои следы) широко распространены у всех славянских народов (см.: Стафеева 1996: 136; СД 3: 669–670; Виноградова 2000: 166; Плотникова 2004: 705; Страхов 2003: 327; отметим, что в литовском фольклоре мотив узнавания демона по птичьим следам, оставленным на рассыпанной в доме золе, также присутствует – Кербелите 2001: 128, 312). Вероятно, «талмудические» мотивы проникли в славянскую книжность при византийском влиянии (ср. распространенные книжные «талмудические» легенды о Соломоне и Китоврасе – Веселовский 2001; гадание по крикам и поведению птиц и т. п. – Maguire 1995: 28–30), затронув лишь фольклор «контактных зон», где имелась возможность заимствований между славянской и еврейской культурными традициями. Подобное взаимодействие характерно и для западной средневековой книжности. С этой точки зрения любопытен сюжет, связанный с деяниями знаменитого испанского кабаллиста XV в. рабби Йосефа делла Рейна, записанный в начале XVII в. Соломоном Наварро. Йосеф стремился подчинить себе демонов, призывая Лилит. Магические способности он использовал для того, чтобы завладеть царицей («рейна») Греции, которую духи доставляли к нему каждую ночь. Наконец царица призналась царю в своих ночных видениях, и тот призвал магов. Демоны выдали магам имя Йосефа, и тот, опасаясь расплаты, бросился в море (Патай 2005: 254–255).
Еще один персонаж, отмеченный «птичьими» чертами, столь колоритен, что достоин отдельного рассказа.
5.5. «Про Хапуна, я думаю, и вы слыхали…»
Так говорит своему собеседнику герой рассказа В.Г. Короленко «Судный день (Иом-кипур)». В этой «малорусской сказке» (так определил жанр своего рассказа сам Короленко) действительно нашел отражение один из наиболее популярных в народной «демонологической» прозе восточных и западных славян сюжетов – сюжет о похищении чертом-«хапуном» евреев в Судную ночь. Рассказ Короленко являет собой пример не только мастерского включения фольклорного сюжета в авторское литературное произведение, но и образец прекрасного знания народных верований, связанных с фольклорно-мифологическими представлениями славян об их этнических соседях – евреях. Представленные в нашем очерке аутентичные материалы из Полесья, Подлясья и Подолии могут служить тому подтверждением.
Согласно народным представлениям украинцев, белорусов и поляков, ежегодно в Судную ночь (день очищения, еврейский праздник Йом Кипур) дьявол похищает из каждого села или местечка еврея или еврейку, чтобы в вихре унести в болото, бросить в пропасть, посадить на высокую сосну или осину, растерзать или замучить до смерти. В глухую полночь поднимается ветер, начинается буря, гаснут все свечи; когда евреи снова их зажигают, то видят, что среди них не хватает людей. Исчезнувших не ищут и не оплакивают, т. к. известно, что их похитил «злой дух». Чтобы уберечься от этого, евреи приглашают на свою молитву христианина с громничной свечой (т. е. свечой, освященной в церкви на праздник Сретенья). Свеча горит в укрытии, и, когда появляется черт, свечу открывают, и черт убегает (Демидович 1896: 119–120, Cała 1992: 100, Federowski 1897: 238).
Этот мотив отразился и в белорусской сказке. Евреи одного местечка позвали на свой праздник парубка, служившего в корчме, потому что всем известно: евреи боятся, что их черт утащит, и всегда нанимают себе крещеного человека на праздники, чтоб он защищал их от чертей. Евреи не учли лишь одного: парень оказался «ведьзмаром» (колдуном) – «не то, што не хрышчоны, але й сам з лiхiмi знаецца» –