— Не съешь там мне ребёнка! — крикнула им вслед Енка и Мэйнард неуверенно засмеялся.
Они поднялись наверх, и мальчик завёл папу в комнату, где и сам одевался. Одежда была белая: белые, парусиновые широкие брюки и свободного же покроя рубаха, типа, апаш, тоже белая.
— Мама сама шила, — тихо сказал Мэй.
— Когда она успела-то? — покачал головой Петрус и переоделся. Теперь он выглядел, как Никита Михалков в роли Паратова*, но значительно красивее. Только без шляпы. Паратовым обозвала его тёща Анни, когда они с сыном спустился вниз. А несносная супруга, леди Йена, уставилась на него в восхищении.
— Если бы я была замужем и увидела вдруг тебя, бросила бы несчастного и убежала к тебе сломя голову. Красавчик же просто!
Гринг согласился:
— В этом да, ты выглядишь значительно лучше. Паратов, не Паратов, но брутальный мужик, однозначно.
Аннарэн хлопнула в ладоши:
— Всё, всё, идём кушать! Я пирог испекла ради дорогих гостей.
— О, мамочка! Я тебя обожаю! А я тут голову ломаю, как уговорить тебя пирог испечь из клубники, — Енка радостно помчалась в столовую.
Вскоре все уплетали ещё тёплый пирог, испечённый баронессой собственноручно. Они успели съесть только по кусочку, как к ним ворвалась эльфийка местного разлива, Тома-Тасмариэль:
— Еночка, радость моя! Как я соскучилась! О, близняшки! Привет- привет. Рада видеть и ваши замурзанные в клубнике мордашки. Граф — наше вам с кисточкой. Тёть Ань, мне пирога дадут?
— Садись, Томочка, конечно, есть и для тебя пирог, как же. Где твой супруг?
— Он ещё работает, а я… — она откусила большой кусок, — шражу шуда, как ашвабажилась.
— Прожуй, — смеётся Анни.
Все смотрели на Тасмариэльку с любовью и улыбками, её просто невозможно было не любить, и можно было простить всё, что угодно. С ней всегда становилось и светлее, и веселее. Одета Тома была… Петрус был в шоке — короткое платье, не достающее даже до колена, вырез чуть не до середины груди, и абсолютно голые по самые плечи руки! КАК брат разрешает своей жене ходить в таком виде? Он этого не мог понять… Все в напряжении ждали, что он скажет. Но граф промолчал, мысленно махнув рукой.
После завтрака Гринг выкатил из гаража свою Шевроле и открыл дверцы:
— Милости прошу к нашему шалашу, — оскалился он в улыбке аллигатора.
Из прибывших одна Енка знала, что это такое, остальные — только по её рассказам. Они обошли “карету” по кругу, постучали по корпусу, дети — в восхищении, Петрус предсказуемо — со скепсисом. — И как она ездит? Без лошадей…
— А, лошадей в ней прилично, — усмехнулся барон, — не переживай, поедет, повезёт и довезёт. Погружайтесь уже.
Сел сам и пригласил Петруса на переднее:
— Граф, иди сюда, дамы сядут сзади. Мэй, Лониэлла, там для вас спецсиденья есть, детские, вы в них садитесь, а то полиция поймает, заарестуют нас, — он захохотал. Аннарэн покачала головой:
— Ну и чего пугать, кто тебя остановит. Тебя полгорода боится.
— Не боится, а уважает! — поднял он палец кверху. Она фыркнула:
— Ага, особенно Красавчик… ой, — бабуля испуганно глянула на девочку., но та не отреагировала на её реплику. Гринг посмотрел на жену в зеркало и покачал головой. В глазах его веселились вовсю те самые шерды. Машина фыркнула, рыкнула и тронулась с места. Дети прилипли к окнам, а Петрус напрягся и и оглянулся с беспокойством на свою Йену.
— Милый, в обувной!
Все, кроме Гринга, удивились.
— Мам, а зачем в обувной? Вроде, у нас всё в порядке с обувью — спросила Люсьена.
— Мы переобуем детей в кроссовки. Для завершения образа. Не в этих же ботинках им ходить. Всё же, лето. Большинство и вовсе в сандалиях ходят.
— Только мужу моему не покупайте ни кроссы, ни сандалии. У него другой образ.
— Да, да, Паратова Сергея Сергеича, — засмеялась Анни. — Мы ему купим белые туфли, так и быть. А тебе что купить? Может, что-то на каблучке. Ты же так любишь на них ходить.
— Нет! — категорически запротестовал Петрус, — какие каблуки! Вы ещё её на шпильки поставьте. Йена ждёт дракончика, какие каблуки??? Чтобы ноги себе переломала?
— Тебе достался очень заботливый муж, — похвалила его Аннарэн, — я, вот, и не подумала об этом. Ладно, посмотрим, что тебе подойдёт.
Енка отмахнулась:
— Не надо ничего, детям купим и хватит. Мне в этих комфортно, я к ним притёрлась, а они ко мне. Да и по цвету подходят.
На этом закрыли вопрос и Енка повернулась к подруге. Шепнула на ухо:
— Рассказывай, как ты тут живёшь. Как город? Нравится?
— О, да! Здесь, по сравнению с нашей дырой, шикарно. Меня все боятся на новом месте, — она хихикнула, заправляя прядь волос за ухо. Раньше она этого не делала. Наверное, радуется неэльфийским ушкам и теперь их всем демонстрирует. Ладно, об этом потом.
— А чего боятся-то? Такая грозная снабженка?
— Жена ГлавШефа! Пытались тут некоторые его соблазнить, так он их сразу поувольнял. “Пишите, говорит, заявление по собственному. Или вам перевод в наш филиал могу устроить, во Врославль”. Хихи! Где Калининград, и где Врославль! Так что, атаки на него прекратились. Пока, по крайней мере.
Енка посмеялась и повернулась к матери:
— Мам, а вы где живёте? Это же не Калининград?
— Нет, конечно, посёлок Заградское. Мы, когда выбирали, где поселиться, изначально искали что-то не квартирного типа. А здесь понравилась и инфраструктура, и улица. Представляешь, она называется Изумрудная, как в Гренслоу. Мелочь, а приятно, — засмеялась она.
Машина выехала уже на шоссе и мчалась, хоть и в небольшом, но потоке машин. Петрус смотрел с интересом, а дети от восторга просто пищали.
— Мам, мам, глянь!
— Пап, ты видел?
— А куда мы поедем после обувной лавки?
— В кино, на мультики, — ответила, повернувшись к ним, Аннарэн. — А потом — в кафе. Оттуда уже в парк.
— Здорово! Целый день здесь проведём, да?
— Да, пока с ног не свалитесь, — хмыкнул отец.
— Навряд ли мы этого дождёмся, — засмеялась Енка.
И вот они въехали в город и начали мелькать мимо них многоэтажки. Вопросы посыпались с удвоенной силой и женщины отвечали по очереди, что за дома, почему они не падают — такие огромные, куда пропадают люди, спускаясь куда-то под землю. Этих они увидели, когда останавливались на светофорах у переходов. И, конечно — а что это за многоглазое чудище, и почему оно подмигивает своими глазами по очереди? Так что, скучать никому не пришлось. Петрус ничего не спрашивал, но ответы слушал, тем не менее, очень внимательно.
Гринг притормозил и открыл двери:
