необходимости?
— Чем быстрее вы закончите с этой картой, — замечает женщина, — тем скорее я смогу вернуться в постель.
— Да, конечно. Простите. — Я деловито взмахиваю ручкой. Что у нас здесь? Имя, адрес, модель машины, номер, название компании… Дело не в том, что я боюсь выдать всю эту информацию. Возможно, я внезапно чувствую, что все эти вопросы ко мне не относятся. По сути, чем дольше я стою здесь и думаю, тем больше мне представляется, что все, что сегодня случилось, да и не только сегодня — за все последние недели, приведшие меня в сегодня, не имеют отношения ко мне — такой, какой я когда-то была.
У меня ощущение, что «мазда», стоящая напротив офиса, точная карта дорог в ее бардачке, новенькие документы на машину в том же бардачке и даже Мерфи, терпеливо ждущий моего возвращения, принадлежат какому-то другому человеку, живущему в альтернативной галактике, чья жизнь протекает параллельно моей. Но что это за человек? Что за галактика? Чья жизнь? Чье имя должно появиться на регистрационной карточке здесь, в мотеле «Тенистые вязы»?
Из-за двери хозяйки продолжают доноситься тоскливые звуки негритянского духовного гимна. Плохо соображая, что я делаю, я начинаю отбивать такт, стуча ручкой по конторке. «Однажды потерялась, но теперь нашлась…»
— «Удивительная Грейс», — неизвестно откуда доносится голос женщины.
— Простите? — Я вздрагиваю и поднимаю глаза, на секунду подумав, что она узнала меня как литературного негра, работающего над телевизионными сериалами.
Но она показывает большим пальцем в сторону двери, откуда продолжает доноситься музыка.
— Мой самый любимый, «Удивительная Грейс».
— А, да, действительно, гимн! — Я бодро киваю и тем временем думаю: правильно, гимн. «Однажды я была слепа, но теперь я вижу». Но что именно? Что я вижу?
Возможно, я вижу Мерфи, который несется ко мне прыжками по парку в тот день, когда я звала его и звала. Или себя саму в четырнадцать лет, уставившуюся в грязное окно автобуса, забитого веселящимися мальчишками.
Или длинную, ногастую девушку в слишком короткой юбке, похожую на меня, которая на мгновение выворачивается из объятий красивого французского мальчика, чтобы иметь возможность помахать мне на прощание рукой в то мгновение, когда поезд медленно трогается.
Однажды я была слепа. Теперь я знаю, что я вижу. Без малейших колебаний и заполняю строчку в карточке, где требуется указать мое имя: Грейс.
Хозяйка мотеля косится на карточку.
— Грейс?
— Правильно. Как в гимне. — С уверенной улыбкой я протягиваю ей карточку. — Разумеется, я не претендую на эпитет.
— Грейс, а дальше? — Она предпочитает не обращать внимания на шутку и настойчиво подталкивает карточку ко мне. — Знаете, нужно полное имя, таковы уж правила.
Разумеется, я знаю. Просто имени недостаточно даже для нас, девушек по вызову.
— Да, конечно. Простите меня. — Я снова беру ручку и рядом со словом «Грейс» пишу печатными буквами «Голдберг». И ставлю вместо подписи невнятную закорючку.
Затем, когда вполне удовлетворенная женщина берет у меня карточку, а церковная музыка продолжает доноситься до меня из-за двери из невидимого радиоприемника или телевизора, я думаю: «Аминь!» Кто-то же должен сказать «аминь» всему этому?
Кто-то должен…
Глава одиннадцатая
В конце дня единственное, что можно сказать о бесконечной поездке на заднем сиденье час за часом, так это что она напоминает длинный сплошной сон. Сон с несколькими возможными окончаниями или вообще без конца, в зависимости от того, как долго еще Дана собирается ехать.
В одном варианте моего сна мы проводим ночь в мотеле, который называется «Тенистые вязы», где никаких вязов нет, а утром снова едем на запад в соответствии с какой-то ностальгической причудой Даны — гнать машину через голую, голую прерию ее прошлого. Она собирается ехать столько, на сколько хватит имеющихся у нее денег. Затем застрять в каком-нибудь зачуханном городке в Айове, Альберте или даже в Юте по воле властей, которые, наконец, нас выследят и окружат с таким количеством оружия, которого достаточно, как они объяснят нам через прорезь прицела, чтобы разнести нас в клочки. По закоулочкам, таким как Техас, Монтана или даже Армагеддон, — что окажется ближе.
Затем — секунды не проходит, и в менее занимательной части сна мы уже уезжаем из мотеля «Тенистые вязы» и к полудню снова оказываемся на границе. Там канадские таможенники пропускают нас взмахом руки, несмотря на полное отсутствие у Даны справки о сделанной мне прививке от бешенства или разумного объяснения, что она делала сутки в такой Мекке для потребителя, как Соединенные Штаты, и почему по возвращении ей абсолютно нечего предъявить на таможне. К середине дня мы уже добираемся до ее квартиры. Оттуда она снова сразу же звонит Джерри, собирается договориться с ним, как они могут поделить меня и составить соответствующее расписание.
А еще в одном варианте сна мы, Дана и я, оказываемся далеко на востоке, на маленьком острове, о котором она где-то слышала. На острове есть домик, от которого у нее почему-то имеется ключ, и практически больше ничего. Но, несмотря на изолированность, это замечательное место, и в этом варианте сна, который лично я предпочитаю всем остальным, мы вместе проводим долгие часы на пляже. Я и Дана. И она согласна нагибаться со своими костылями, чтобы поднять палку и бросить ее, и повторять это до тех пор, пока мне не надоест, что, честно сказать, происходит не скоро.
Я как раз бегу за палкой, когда вдруг вижу что-то или кого-то на вершине холма, который поднимается за домиком. День ясный, и, несмотря на мою близорукость, даже во сне я могу различить темное пятно, которое начинает обретать форму по мере приближения к нам. Тем временем Дана, которая видит лучше меня, тоже замечает это пятно и раньше меня понимает, что это приближающийся человек. Еще через несколько секунд она по походке понимает, что это мужчина.
Но поскольку я, причем не только во сне, но и наяву, обладаю превосходным обонянием, наверняка раньше нее смогу определить, кто именно приближается к нам. Это может быть опытный сыщик Карл, сумевший выследить нас. И теперь он неожиданно появляется, чтобы снова завоевать ее. Или это Марк, чудесным образом ставший таким же красивым юношей, каким был многие годы назад и за которого она вышла замуж. Даже Дерек может случайно здесь оказаться. Просто заехал, чтобы рассказать, что здоровье его поправилось и у него угловой номер в гостинице, еще лучше, чем в «Арлингтоне». Или… это может быть озабоченный Леонард, или свистун из душевой, или симпатичный Мик О’Райан, или даже какой-то француз-блондинчик с брезентовым рюкзаком на спине?
Или…
