Двое бойцов шли неотступно за нами на расстоянии двух шагов. Им нетрудно было услышать последние слова полковника, тем более что говорил он достаточно громко и импульсивно.
— Командир, — глуховато сказал один из них из-под маски, — значит, этот мужик Крота свалил?
Я почувствовал, как вдоль моей спины пробежал холодок.
Осинцев остановился.
— Да. Что ты предлагаешь?
Они подошли ближе, и теперь я был окружен с трех сторон, что при столкновении с такими специалистами было равносильно тройному кольцу нападающих.
— В чем бы там ни было дело, но здесь вы можете сказать правду. Он действительно хотел вас убить?
— Думаю, да. В лучшем случае серьезно покалечить.
— Как вы думаете — за что?
— Если отбросить тот вариант, что его мог кто-то послать?
— Да.
— Личным врагом моим он не был. У меня никогда не было подследственного или потерпевшего с такой фамилией. Разве что он не хотел, чтобы кто-то кроме посвященных знал об «Ангелах ада».
— В таком случае кроме вас надо убирать еще кучу народа! — возразил Осинцев. — Этот вариант не подходит.
— Других у меня нет…
4
В восемь часов вечера, когда прибыли в подразделение десять «ангелов», посланных начальником ГРУ, мы стали собираться в путешествие под землю.
Полковник Осинцев, как, впрочем, и я, возражал, и очень настойчиво, против того, чтобы с нами шел Меркулов. Но тот был непреклонен, несмотря на все наши разумные доводы.
— Я пойду просто потому, что никто из вас не имеет полномочий меня остановить! — заявил Костя, пожалуй впервые используя свое служебное положение.
— Даже если бы у нас был не боевой выход, а увеселительная туристическая прогулка, все равно вам это не по силам! — горячился Осинцев.
— Откуда вам знать, Сергей Борисович? — смеялся Костя.
— Вы ведете себя как ребенок! Знаете, Скворцов был поздоровее вас, а посадил сердце на этой работе — и вот результат.
— Я оставлю расписку, что пошел на свой страх и риск, идет?
Осинцев в величайшей досаде махнул рукой:
— Делайте что хотите!
Потом приказал старшему группы «ангелов»:
— Проследи, чтоб экипировались как надо!
— Сделаем, — степенно согласился тот.
Начались сборы.
Мы с Костей приехали как пижоны, поэтому первым делом заместитель командира части по тылу принес нам по комплекту шерстяного белья.
Я с сомнением посмотрел на жухлый, полурастаявший снег.
— А не запотеем?
— Делайте, что говорят! — почти приказал мне Осинцев.
Он тоже готовился к переодеванию, стоял рядом, между мной и Костей, чтобы заодно понаблюдать, правильно ли мы будем надевать все эти хитрые штучки, составляющие боевой наряд «ангела». Желая смягчить строгие слова, сказанные только что, полковник добавил:
— Белье не только для тепла, чем труднее добраться до голого тела, тем больше шансов вернуться назад в целости и сохранности!
— Я понял, извините, — смиренно соглашаюсь.
Осинцев смеется:
— Ничего! У всех парней не старше семидесяти пяти эти штучки и примочки вызывают щенячий восторг!
Мне думалось совершенно о другом, честно говоря. О том, например, что первобытная тяга к насилию сохранилась, несмотря на тысячелетия цивилизации. Каменный топор для своего времени был прогрессивным нововведением — отпала необходимость рвать врага или соперника руками и зубами… Но каким красивым, изящным, удобным и практичным стало оружие теперь по сравнению с каменным топором!.. Я не стал спорить с полковником военной разведки, его мне не переубедить.
— Так, товарищи прокуроры, — обратился к нам Осинцев, — специальные костюмы вам ни к чему, тем более что лишних у нас нет. Наденете камуфляж, бронежилеты и шлемы. Пойдете в середине колонны. Ясно?
Как солдаты-первогодки, отвечаем нестройным хором:
— Ясно…
— Да! И «макаки» не забудьте!
— Что, простите? — продемонстрировал презираемую в войсках интеллигентность Костя Меркулов.
— Респиратор у нас так называется, — добродушно пояснил Осинцев.
Затем последовал легкий, необременяющий ужин. Перед тем как отправляться на дело, бойцы спецподразделения во главе с Осинцевым изучали план города. Мы благоразумно сидели в сторонке и помалкивали, хотя меня так и подмывало попросить воинов, чтоб они завернули по возможности на улицу Революционную, где должны поджидать Андриевского мои ребята.
Все-таки это были специалисты своего дела. Имея на руках схему городских улиц и зная, где расположены коммунальные сооружения, они набросали примерную схему подземных коммуникаций.
— Наша задача — выйти к центру с двух разных сторон, значит, идем двумя группами. Пассажиры идут со мной. Место встречи через сутки вот здесь, — Осинцев показал карандашом точку на схеме. — Отправляемся в двадцать два ноль-ноль. Таким образом, встречаемся в это же время через двадцать четыре часа. При экстренном изменении ситуации один человек выходит на поверхность и добирается как можно быстрей до любого воинского подразделения федеральных войск и выходит на связь с центром.
— Разрешите узнать допустимую степень насилия. Может, машина понадобится или что-то еще, — поинтересовался один боец.
Я уже узнал его. Это был старший группы с позывным Рыжий. Он и в самом деле имел рыжую шевелюру, яркую, как когда-то была у Славы Грязнова.
Осинцев бросил на нас короткий взгляд и ответил:
— Не при прокуратуре будь сказано, степень максимальная! Только враг или сумасшедший станет оказывать тебе сопротивление в такой ситуации!
— Понял, — кивнул Рыжий.
— Еще один момент! — повысил голос, привлекая общее внимание, Осинцев. — По просьбе наших гостей параллельно с поиском наших парней будем искать вот этого дядю… — С этими словами полковник положил на стол большую фотографию Юрия Андриевского.
Все посмотрели, «срисовали», как выражается обычная моя клиентура, то есть запомнили. Кто-то поинтересовался:
— А он что тут забыл?
— Он скрывается от следствия, — пояснил я. — А в районе Революционной улицы, в подвале, спрятаны деньги, которые он и приехал забрать.
— Можете точнее указать где?
Я показал на схеме.
— Ну что ж, тогда час-полтора интенсивного отдыха — и выходим, — подвел итог инструктажа Осинцев.
Мы улеглись на жестких походных кроватях.
Бойцы сразу уснули, они знали, что перед выходом на дело надо урывать любую свободную минуту для сна — под землей подремать не удастся. Умом я понимал, что мне нужно сделать то же самое, хотя бы для того, чтобы не быть потом обузой для остальных. Но возбуждение мое было слишком велико. Я посмотрел украдкой на Осинцева. Тот курил, глядя в колышущуюся под ветром брезентовую крышу модуля.