могла бы без запинки рассказать, где и как добывались необходимые для совершения таинства венчания иконы Спасителя и Божией Матери, обручальные кольца и венчальные свечи для новобрачных, белый рушник для постилания им под ноги. И даже кто будет свидетелями, готовыми поручиться своими подписями в метрической книге за жениха и невесту и придерживать венцы над их головами во время обхождения вокруг аналоя. Могла – но молчала, как ее ни пытали сгорающие от любопытства соседи и прочие земляки. А, уходя в свой дом, бабка Матрена потихоньку от всех плакала, сожалея о том, что сама не увидит ничего, и проклиная свою вражду с младшим братом, из-за которой она не могла прийти в храм, чтобы он не восторжествовал в их многолетней ссоре. Но принципы были важнее, и она не собиралась уступать.
Накануне Олега и Марину исповедал отец Климент. И когда на звоннице заблаговестил колокол, они уже стояли, взявшись за руки, перед дверями храма в ожидании, когда к ним выйдет отец Климент, который в это время, изображая Самого Господа Иисуса Христа, находился в алтаре. Наконец он вышел и ввел их в храм. За ними вошли, сторонясь друг друга и старательно отворачивая головы, Михайло и Карина, бывшие поручителями жениха и невесты. А уже следом хлынули как приглашенные, так и самозваные жители поселка. В первых рядах, среди почетных гостей, шел местный участковый Илья Семенович Трутнев с женой и даже сыном. А позади, стараясь не попадаться ему на глаза, тискались Георгий и Коля, оправдывающие свое участие в церемонии тем, что они были знакомы с женихом, пусть даже шапочно. Но когда и при каких обстоятельствах это произошло, они таинственно умалчивали.
Зато не молчали другие. Шепотки и пересуды волновали толпу, как ветер заросшее бурьяном поле. Особой темой был Михайло. Готовясь к этой церемонии, он подстриг волосы и, после долгих уговоров Марины и матери, нарядился в один из костюмов Олега. Как и предрекала Карина, наиболее зорким и проницательным стало заметно некое внешнее сходство жениха и свидетеля. Даже почти полная идентичность самой Карины и невесты поражала жителей Куличков меньше. Может быть, потому что Олег и Михайло, в отличие от сестер, не родились близнецами, а общим у них была только Усадьба Волхва, частым гостем которой, все об этом знали, Михайло бывал при прежнем хозяине. Народ недоумевал, однако пока еще только гадал, но не был уверен в своих догадках.
Обсуждали и невесту, вернее, ее наряд. Бабка Матрена создала шедевр. Белоснежное платье своей изящной формой походило на колокол, а прозрачная фата спускалась с головы почти до пят. Марина походила на белого ангела, спустившегося с небес, чтобы поразить воображение жителей Куличков. И это ей удалось. Даже таинственный жених не так изумлял и потрясал.
Но разговоры сразу стихли, когда в храме резко запахло ладаном и ароматными смолами, а отец Климент, благословляя невесту и жениха, трижды торжественно провозгласил:
– Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
На каждое благословение Олег и Марина трижды осеняли себя крестным знамением. После этого батюшка вручил им поистине гигантские зажженные свечи, бывшие уже его шедевром домашнего производства, и высоким голосом запел:
– Миром Господу помолимся…
Повинуясь отцу Клименту, все присутствующие в храме преклонили головы, пока сам он, не открывая рта, тайно произносил молитву, прося духовного благословения от Господа жениха и невесты. А затем настал черед обручальных колец.
Олег и Марина не стали нарушать древней православной традиции, о которой уже почти все забыли в современном мире. Одно из колец было золотым, а другое серебряным. Золотое символизировало солнце, свету которого в брачном союзе уподоблялся муж. Серебряное являлось подобием луны, блистающей отраженным солнечным светом. Отец Климент взял со святого престола золотое кольцо и надел его на палец жениха. Трижды осенив его крестообразно, он провозгласил:
– Обручается раб Божий Олег рабе Божией Марине во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Потом он проделал то же самое с Мариной, изменив только очередность имен во фразе:
– Обручается раба Божия Марина рабу Божиему Олегу во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
После этого Олег и Марина поменялись кольцами. И сделали это трижды, пока отец Климент молился. На этом обряд обручения закончился. И началось долгожданное венчание.
Дымя кадильницей, отец Климент вышел на середину храма. За ним последовали Олег и Марина, держа в руках зажженные свечи. Они остановились перед аналоем, на котором лежали крест, Евангелие и венцы, встав рядом на рушник, разостланный на полу.
Отец Климент воззрился на Олега и грозно, будто в чем-то его подозревая, спросил:
– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем той, которую видишь здесь перед собою?
– Имею, честный отче, – ответил Олег, не дрогнув под суровым взглядом батюшки.
– Не связан ли ты обещанием другой невесте? – продолжал расспрашивать отец Климент.
– Не связан, отче.
После него такому же допросу подверглась Марина. Но ее отец Климент пытал почти по-отечески мягким голосом. В ней он не сомневался.
– Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков, – провозгласил отец Климент, заставив дрожать своды храма. И все присутствующие, наученные заранее, дружно ответили «аминь». К вящему сожалению батюшки, создать церковный хор из жителей Куличков за все годы служения ему так и не удалось, поэтому в нужных местах приходилось привлекать гостей.
Далее должны были последовать три пространные молитвы, но отец Климент, понимая, что это слишком серьезное испытание для участников церемонии, далеко не все из которых были ревностными христианами, сократил их до минимума.
– Благослови брак сей, – обратился он к Иисусу Христу. – И подай рабам Твоим сим жизнь мирную, долгоденствие, любовь друг к другу в союзе мира, семя долгожизненное неувядаемый венец славы. Сподоби их увидеть чада чад своих…
В этом патетическом месте кто-то из гостей заплакал, громко сморкаясь в платок. Это была Полина, жена участкового. Их сын Сема прижимался к пышному боку матери и бросал вокруг яростные взгляды, готовый броситься на того, кто будет смеяться над проявлением ее чувств. Но таких не нашлось, наоборот, в толпе оказались и другие не менее чувствительные натуры. И окончание молитвы «…даруй и тем, которые теперь с нами, все, потребное ко спасению», прозвучало уже под тихие всхлипывания еще нескольких женщин.
Вторая молитва отца Климента произвела еще большее впечатление. Начиналась она словами «даруй им плод чрева и доброчадие…». Полина достала второй платок, первый был уже влажным от слез и соплей. К окончанию третьей молитвы, где
