Свернув с шоссе на знакомую дорогу, мы поехали на восток. Других машин не было. Небо было затянуто низкими серыми тучами, а сильный ветер с моря завывал в окнах «тореса».
В воздухе висели капли воды. Быть может, дождь. Быть может, морские брызги, отнесенные штормом на несколько миль от берега. По-прежнему было еще очень светло. Еще слишком рано.
– Попробуй позвонить Элиоту еще раз, – предложил я.
Даффи достала телефон. Набрала номер. Приложила аппарат к уху. Я услышал шесть слабых гудков и шепот автоответчика. Даффи покачала головой. Отключила телефон.
– Хорошо, – сказал я.
Она обернулась ко мне.
– Ты уверен, что они все дома?
– Ты не обратила внимания на костюм Харли? – спросил я.
– Черный. Дешевый.
– В его представлении это должно было быть смокингом. А у Эмили Смит на вешалке висело наготове вечернее платье. Она собиралась переодеться. Уже надела лучшие туфли. Я думаю, сегодня состоится торжественный ужин.
– «Кист и Мейден»! – воскликнул Виллануэва. – Доставка продуктов!
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Ужин на восемнадцать персон, по пятьдесят пять долларов на человека. Сегодня вечером. И Эмили Смит сделала пометку на заказе. Баранина, а не свинина, Кто ест баранину и не ест свинину?
– Иудеи.
– Или мусульмане. Например, ливийцы.
– Их поставщики.
– Совершенно верно, – снова сказал я. – На мой взгляд, они собираются торжественно скрепить свои коммерческие отношения. По-моему, все оружие российского производства – это своеобразный жест доброй воли. Как и «Убедительные доводы». Стороны продемонстрировали друг другу, что могут поставлять товар. Теперь они разломят вместе ломоть хлеба, после чего можно будет заняться настоящим делом.
– Это произойдет в особняке Бека?
Я кивнул.
– Впечатляющая обстановка. Уединенное живописное место. И там есть большой обеденный стол.
Виллануэва включил щетки. На лобовом стекле появились следы капель. Это были соленые брызги, которые ветер нес горизонтально со стороны Атлантики.
– И кое-что еще, – продолжал я.
– Что?
– Я считаю, Тереза Даниэль является частью сделки.
– Что?
– По-моему, ее продают вместе с ружьями. Красивая светловолосая американка. Полагаю, именно она и является подарком стоимостью десять тысяч долларов.
Все молчали.
– Вы обратили внимание, как про нее высказался Харли? Состояние с иголочки.
Все молчали.
– На мой взгляд, ее хорошо кормят и не трогают, – сказал я.
Мысленно добавив: «Поли не стал бы тратить время на Элизабет Бек, если бы мог воспользоваться услугами Терезы. При всем уважении к Элизабет».
Все молчали.
– Вероятно, сейчас Терезу готовят к тому, чтобы подать в лучшем виде, – сказал я.
Все молчали.
– Думаю, ее собираются отправить в Триполи. В качестве десерта. Это входит в сделку.
Виллануэва прибавил газу. Ветер завыл громче. Через две минуты мы доехали до места, где была устроена засада на телохранителей, и Виллануэва снова сбросил скорость. До дома оставалось пять миль. Теоретически нас уже могли увидеть с верхнего этажа. Машина остановилась посреди дороги, и мы, подавшись вперед, уставились в сторону востока.
Я домчался до Маклина за двадцать девять минут. Оставил «шевроле» защитного цвета прямо посреди дороги в двухстах ярдах от дома Куинна. Тихий, зеленый квартал лениво жарился на солнце. Особняки на участках земли площадью по несколько акров прятались за густыми зарослями вечнозеленых деревьев. Дорожки сверкали ровным черным асфальтом. До меня донеслись пение птиц и журчание поливального устройства. В воздухе кружили жирные стрекозы.
Убрав ногу с педали тормоза, я медленно прополз вперед еще сто ярдов. Особняк Куинна был обшит снаружи темными кедровыми досками. К нему вела вымощенная каменными плитами дорожка, вдоль которой красовались клумбы с карликовыми елями и рододендронами. Окна были маленькие, крыша обращена скатом к дороге, и казалось, что весь дом присел на корточки спиной ко мне.
У ворот стояла машина Фраскони. «Шевроле» защитного цвета, такой же, как у меня. Мои шины громко прошелестели по раскаленному асфальту. Выйдя из машины, я достал из кобуры «беретту». Снял ее с предохранителя и пошел по мощеной дорожке. Передняя дверь была заперта. В доме царила тишина. Я заглянул в окно. Не увидел ничего кроме добротной мебели, которой обычно обставляют дорогое арендное жилье.
Я обошел дом. Сзади был вымощенный плитами дворик с мангалом. Квадратный деревянный стол, потемневший от непогоды, и четыре стула. Выцветший зонтик от солнца. Ухоженный газон и невысокий вечнозеленый кустарник. Забор из кедровых досок, таких же темных, как и облицовка дома, отгораживал сад от соседей.
Я подергал дверь на кухню. Она была заперта. Заглянул в окно.
Ничего не увидел. Пошел вдоль задней стены. Заглянул в следующее окно и тоже ничего не увидел. Заглянул в следующее окно и увидел лежащего навзничь Фраскони.
Он лежал посреди гостиной. Диван и два кресла, обитых прочной коричневой тканью. Ковер от стены до стены, по цвету соответствующий хаки формы Фраскони. Он получил пулю в лоб. Калибра девять миллиметров. Смерть наступила мгновенно. Даже в окно мне были видны маленькое отверстие с запекшейся кровью по краям и мертвенно-желтая кожа лица. Под головой Фраскони образовалась лужица крови. Пропитавшей ковер насквозь, уже подсыхающей и почерневшей.
Я не хотел проникать в дом через первый этаж. Если Куинн до сих пор находится здесь, он ждет меня наверху, где у него будет преимущество. Поэтому я пододвинул столик из потемневшего дерева к стене гаража и забрался на крышу. По крыше прополз до окна второго этажа. Локтем выбил стекло. Пролез ногами вперед в гостевую спальню. В ней пахло сыростью и плесенью. Я вышел в коридор второго этажа. Застыл и прислушался. Ничего не услышал. Дом казался вымершим. Полное отсутствие звуков. Никаких признаков жизни.
Но я почувствовал запах крови.
Пройдя по коридору, я обнаружил в спальне Доминик Коль. Она лежала на спине на кровати. Полностью раздетая. Одежда была сорвана с нее. Ее оглушили несколькими ударами по лицу, после чего ее истязали. Грудь была отрезана здоровенным ножом. Теперь этот нож был воткнут в мягкие ткани под подбородком, через рот и до самого мозга.
К этому моменту мне в жизни довелось повидать многое. Однажды после террористического акта я проснулся с торчащей из живота чужой челюстью. Мне пришлось вытереть с лица куски человеческого тела, чтобы видеть, куда ползти. Двадцать ярдов я полз по искромсанным рукам и ногам, натыкаясь коленями на оторванные головы и зажимая руками живот, чтобы не дать вывалиться внутренностям. Я видел жертвы убийств и катастроф, видел людей, изрешеченных из автоматического оружия, превращенных в кровавое месиво взрывами и обуглившихся в огне пожара. Но я еще не сталкивался с таким жутким зрелищем, какое представляло собой изуродованное тело Доминик Коль. Меня вырвало на пол, после чего впервые за двадцать лет я разрыдался.
