— Мы погибли? — спросила Джаэль, которая стояла на коленях возле Табора, поднимая взгляд. Ким обернулась к ней, но за нее ответил Пол.
— Возможно, — сказал он, и в его голосе звучали не только его собственные интонации. — Боюсь, что это вероятно. Но у нас осталась еще одна, последняя нить среди всех сплетений этого дня, и я не уступлю Тьме, пока эта нить не оборвется.
Не успел он договорить, как Ким почувствовала в себе прилив знания, увидела образ, похожий на сон. Она мгновение смотрела на Дженнифер, а затем ее взгляд метнулся к северу, за пределы поля боя, за ряды приближающихся с громом подкреплений Могрима. Их уже увидели внизу; повсюду раздавались дикие, хриплые крики триумфа за черной полосой уничтоженной огнем земли, отмечающей траекторию полета Дракона. Ким смотрела поверх всего этого вдаль, на то место, которое видела очень давно и лишь в видении, посланном ей Эйлатином, поднявшимся из озера.
На Старкадх.
Глава 16
Смех испугал его. Дариен провел беспокойную ночь на холоде, и ему снились короткие сны, которых он утром не мог вспомнить. С солнцем вернулось тепло; даже здесь, в северных землях, стояло лето. Но он все еще боялся и испытывал нерешительность теперь, когда его путешествие подошло к концу. Спустившись умыться к реке, он увидел, что вода в ней маслянистая, и что-то укусило его за палец до крови. Он попятился.
Он долго оставался здесь и прятался под мостом, испытывая нежелание двигаться дальше. Движение было бы таким решительным, таким окончательным шагом. Стояла сверхъестественная тишина. Унгарх тек беззвучно, медленно. Не считая того, кто его укусил, больше нигде не было признаков жизни после того, как Дракон пролетел на юг черной тенью в темноте. После смеха его отца.
Птицы не пели даже в разгар летнего утра. Это было пустынное, заброшенное место, а за рекой стояли башни его отца, бросая вызов небесам, настолько черные, что, казалось, они поглощают свет. Почему-то при свете дня было еще хуже. Не было смягчающих теней, чтобы притупить гнетущее впечатление от Старкадха. Крепость Бога из громадных, грубых, сваленных в кучу камней, мрачная и лишенная каких-либо отличительных черт, не считая разбросанной пригоршни почти невидимых окон далеко в вышине. Скорчившись под мостом, Дариен смотрел на открытую дорогу, ведущую к железным дверям, и страх сидел в нем, словно живая тварь.
Он пытался справиться с ним. Черпать силы в образе Финна, представить себе, как его брат справился бы с этим страхом. Это не помогло; как он ни старался, он не мог даже вообразить себе Финна в этом месте. То же самое произошло, когда он попытался почерпнуть мужество в воспоминании о Ланселоте в Священной роще. Это тоже не помогло: он не смог вызвать сюда эту картинку.
Он оставался на месте, одинокий и испуганный, и все время подсознательно его рука возвращалась погладить безжизненный камень надо лбом. Солнце выше поднялось в небе. На западе блестела Рангат, ее вершина ослепительно белела, внушала благоговение своей неприступностью. Дариен не знал, почему, но именно после того, как он посмотрел на гору, он встал на ноги.
Он выбрался из своего укрытия и под ярким солнцем шагнул на мост Вальгринд. Ему показалось, что на весь мир, на много миль вокруг разнеслось эхо его шагов. Он остановился с сильно бьющимся сердцем, затем понял, что это не так. Звук был тихий и слабый, как и он сам; эхо раздавалось только в его мозгу.
Он двинулся дальше. Перешел реку Унгарх и остановился наконец перед Старкадхом. Его никто не заметил, хотя он был совершенно ничем не защищен на этой темной дороге: мальчик в свитере не по размеру, хоть и прекрасно связанном, с кинжалом в руке, волосы которого удерживал обруч надо лбом. Его глаза при солнечном свете казались ярко-голубыми.
А через мгновение они стали красными, и мальчик исчез. Филин, белый, как растаявший снег, быстро взлетел, хлопая крыльями, вверх и опустился на узкий карниз в амбразуре окна на половине высоты заднего фасада Старкадха. Если бы это увидели, действительно поднялась бы тревога.
Его не увидели: стражники отсутствовали. Зачем нужны стражники в этом месте?
В облике филина Дариен неловко устроился на карнизе и заглянул внутрь. Там никого не было. Он взъерошил перья, борясь со сковывающим страхом, а затем его глаза снова вспыхнули, и он снова принял собственный облик.
Он осторожно спустился с подоконника и ступил наконец внутрь крепости, где был зачат. Далеко, далеко внизу его мать лежала во чреве этой крепости, и утром, очень похожим на это утро, Ракот Могрим пришел к ней и сделал то, что сделал.
Дариен огляделся. Похоже было, что в этих стенах всегда царит ночь: единственное окно почти не пропускало солнечного света. Казалось, дневной свет умирает, достигая Старкадха. Зеленые мигающие огни горели на стенах. В комнате стояла удушливая вонь, и, когда глаза Дариена привыкли к зеленому свету, он различил очертания наполовину обглоданных тел на полу. Это были цверги, и их мертвые тела воняли. Он вдруг понял, где находится и почему здесь есть окно: сюда возвращались кормиться лебеди. Он вспомнил запах тех лебедей, которых убил. Теперь этот запах окружал его со всех сторон.
От запаха гниения он задохнулся. Спотыкаясь, пошел к внутренней двери. Он раздавил ногой что-то мягкое и липкое. Но не стал смотреть, что это. Открыл дверь и чуть не выпал в коридор, задыхаясь, не тревожась о том, что его могут заметить.
И его заметили. Одинокий ургах, массивный, с острыми когтями, стоящий в пяти футах от него, обернулся. Он зарычал, не веря своим глазам, открыл рот, чтобы поднять тревогу…
И умер. Дариен выпрямился. Его глаза снова стали голубыми. Он опустил руку, которую рывком вытянул в сторону ургаха, и глубоко вздохнул. Ощущение собственного могущества накатывало на него волнами, наполняя торжеством и возбуждением. Он никогда еще не чувствовал себя таким сильным. Ургах исчез, не осталось никаких следов, словно его никогда и не было! Он уничтожил его одним движением руки.
Дариен прислушался, не раздадутся ли шаги. Ничего не услышал. Очевидно, никто не поднял тревоги. Это не имеет значения, подумал Дариен.
Страх исчез. Его место заняло нахлынувшее ощущение собственной силы. Он никогда не подозревал, как он силен: да он никогда и не был так силен. Он находился в крепости отца, в месте своего зачатия. А значит, в сосредоточии своей мощи.
Он — достойный сын, союзник. Возможно, даже равный. Он принес в дар нечто большее, чем кинжал гномов. Он принес себя. В этом месте он смог превратить ургаха в ничто одним взмахом руки! Как может отец не радоваться его появлению у себя в разгар войны?
Дариен закрыл глаза, поискал снаружи и нашел то, что искал. Высоко над собой он ощутил присутствие кого-то, кто бесконечно отличался от ургаха и от цвер-гов во всей крепости, не похожего ни на кого другого. Ощутил ауру Бога.
Он нашел лестницу и начал подниматься наверх. Теперь в нем не было страха, осталось только ощущение могущества и нечто вроде радости. Ножны кинжала поблескивали синим светом в его руке. Обруч оставался темным и мертвым. Его рука больше не поднималась, чтобы прикоснуться к нему, с тех пор, как он убил ургаха.
