Во взгляде Сесиль Макс не увидел сочувствия. А ведь он надеялся, что она его поймет.
— Супруги обязаны хранить верность друг другу, — стоял на своем Макс. — Моя мать вела себя безответственно, переспала с половиной деловых партнеров отца. Я видел, каково ему было. И когда моя жена повела себя так же, я не мог этого вынести.
— То есть ты ушел от жены, — резюмировала Сесиль, — потому что узнал, что она такая же, как твоя мать?
Макс покраснел. Что за нелепая мысль?!
— Нет, конечно нет. Тильда совсем не такая, как моя мать. Просто… черт, Сесиль, по-моему, я вправе требовать от жены супружеской верности.
— Разумеется, Макс, — успокаивающим тоном произнесла она.
Он взял бутылку бренди, вновь наполнил их бокалы. Ему хотелось напиться до бесчувствия, чтобы алкогольные нары вытеснили из головы неприятные мысли, заставлявшие его оглядываться назад и ставить под сомнение свое поведение, которое он до недавнего времени считал безупречным.
Сесиль наклонилась, поцеловала его.
— Пожалуй, Макс, на ночь мне не следует оставаться. Нам придется вести себя очень тихо, и я буду чувствовать себя напроказившим подростком.
Сесиль села на велосипед и покатила вниз по холму. Макс проводил ее взглядом и вернулся в дом. Неохотно, надеясь, что дочь спит, поднялся по лестнице и постучал в комнату Мелиссы.
Шепот:
— Папа?
Он открыл дверь. В комнате было полутемно, но Макс все равно заметил, что глаза у дочери красные. Он мысленно застонал, но жалости не поддался.
— Сесиль мой друг, детка. И она была нашей гостьей. Завтра ты напишешь ей записку с извинениями.
К его удивлению, Мелисса не стала возражать. Просто смотрела на него, лежа под одеялом. Глаза огромные, темные на бледном личике, коленки подтянуты к подбородку.
— Папа, ты хочешь отправить меня домой?
— Ну что ты. С чего ты взяла?
— Дома… — ее голос задрожал. — Дома… когда мы жили у тети Сары… ты не хотел быть с нами.
С гулко бьющимся сердцем Макс опустился на краешек кровати. Слова Мелиссы потрясли его. С языка едва не слетело: «Это не так». Но он лишь обнял дочь и, сидя в полутемной комнате, приковался взглядом к извилистой трещине в штукатурке на противоположной стене. Он был в ужасе оттого, что она истолковала его отсутствие как нелюбовь к ней. Хотя что еще ей оставалось думать? Пока Мелисса росла, он почти всегда был в разъездах. Конечно, она решила, что таков его собственный выбор.
Он представил, как пытается объяснить дочери свое поведение: «Сначала мне приходилось уезжать по работе, потом — потому что была война, потом — потому что я был немного не в себе». Ибо теперь, оглядываясь назад, он понимал, что изнурение и безысходность довели его до грани помешательства, но сам он тогда не смел себе в том признаться и никому не позволял указывать ему на это. Теперь, конечно, поздно что-либо объяснять. Дети судят по поступкам, а не по словам. Некоторые выходки Мелиссы были продиктованы потребностью подтолкнуть его, испытать, проверить, любит ли он ее.
Стемнело. Мелисса спала, но Макс не спешил уходить. Ему вдруг подумалось, что Тильда, возможно, тоже истолковала его отстраненность, уклонение от выполнения своих обязанностей отца и мужа как отсутствие любви. Он сердито гнал от себя эту догадку, но отмахнуться от неприятной мысли о том, что он в каком-то смысле сам толкнул Тильду в объятия Дары Канавана, было не так-то легко.
Тильда прочитала Кейтлин лекцию об отношениях полов на примере птиц и пчел, и следующие три недели девушка провела в тревоге, опасаясь, что забеременела. Кейтлин часто ходила в церковь — молилась, исповедалась отцу О’Берну, но так, лишь в общих чертах. Когда выяснилось, что она не беременна, ее радости не было предела.
Она вернулась к прежнему занятию: вновь занялась поисками отца. Изучала карту Ирландии, пытаясь вспомнить название деревни, о которой он ей рассказывал. Иногда отец являлся ей во сне, называл деревню, но, просыпаясь с мокрым от слез лицом, она уже не помнила, что он говорил. Она знала, что деревня находится близ моря, поскольку отец рассказывал, что он собирал устриц на берегу. И знала, что вокруг много холмов и озер. Но Ирландия, похоже, была усеяна холмами и озерами, а от любого населенного пункта до моря можно было добраться не более чем за два часа. Мистер Одди, частный детектив, в Ирландии тоже искал, но родственников отца так и не нашел. Кейтлин поставила перед собой цель достичь более ощутимых результатов, чем это удалось мистеру Одди.
Резонно предположив, что почти в каждом ирландском селении есть свой священник, Кейтлин писала письма, в которых объясняла, что она ищет своих родственников. На конверте указывала: священнику, селение такое-то, графство такое-то. Название населенного пункта она брала из атласа. Некоторые священники ей отвечали. Кейтлин узнала, что фамилия Канаван широко распространена в Ирландии. Имен дедушки с бабушкой она не знала, зато ей было известно, что ее нарекли в честь сестры отца — Кейтлин. Она упорно продолжала поиски, уверенная, что ее усилия не пропадут даром и в один прекрасный день ей повезет.
Почти все время она изнывала от скуки — это чувство затмевало все остальные. Ей было скучно учиться в школе: из середнячков она сползла в отстающие; дом полковника — Пуна — вгонял ее в тоску. Она была рада, что теперь у нее есть отдельная комната, хотя порой, когда от скуки хотелось лезть на стену, они вспоминала про Мелиссу. Она часто ходила в кино, с завистью глядя на роскошь и беспечную жизнь в американских фильмах. Она начала пропускать службы в церкви, которую исправно посещала каждое воскресенье с раннего детства. Раз Господь не в состоянии исполнить ее самое сокровенное желание — вернуть ей отца, — тогда какой от Него толк?
По субботам с утра она пропадала в деревенских конюшнях — чистила денники в обмен на то, чтобы ей разрешили покататься верхом. Это устроила Тильда после случая с Мартином Деверу, и Кейтлин, не желавшая принимать подарки от Тильды, не смогла устоять перед соблазном. Когда она на лошади скакала по лугу, встречный поток воздуха, бивший в лицо, заглушал боль утраты и развеивал скуку.
Потом в витрине деревенского магазина она увидела объявление: «Клуб художественной самодеятельности Вудкотт-Сент-Мартина будет ставить спектакль. Предварительная встреча всех желающих принять участие в постановке состоится в деревенском клубе во вторник, 15 февраля, в 19:30». Ниже стояла подпись некоего Джулиана Паско.
Деревенский клуб произвел на нее ужасающее впечатление — холодное, похожее на пещеру помещение, туалеты текут. В зале Кейтлин увидела около двенадцати человек. Маленький толстяк с блестящей лысиной под чутким руководством миссис Кавелл, заведующей почтой, ставил в неровный круг шаткие деревянные стулья. На Кейтлин никто не обращал внимания.
— Где Джулиан? — крикнул кто-то.
— Наверно, от Маргарет прячется, — ответила женщина в красной юбке; ее губы были накрашены не в тон наряду.
