Да и куда ему разгадать тайные помыслы супруги, если он в собственных чувствах не в силах был разобраться? Он просто сходил с ума, когда представлял себе нежную, хрупкую, светлую Мадалену в руках Легро. Воображение рисовало ему такие страшные картины, что он готов был волком завыть в ночи. Он должен спасти девушку, вырвать ее из власти этого негодяя, прежде чем тот присвоил себе то, о чем сам он. Жиль, не осмеливался просить на коленях… Он должен, если хочет еще хоть раз заснуть спокойно…
А между тем на ум ему приходили тяжелые, как пророчества Кассандры, слова Жюдит. Неужели действительно придется отдать «Верхние Саванны» подлецу, который не останавливается «ни перед каким преступлением? „Верхние Саванны“ вместе с тремя сотнями работников, которые создавали богатства плантации и которых она кормила? Нет, это невозможно! Нельзя допустить, чтобы вернулся Легро со своими палачами, кнутами, орудиями пыток, чтобы он снова посадил манцениллу — пожирательницу человеческой плоти, чтобы изгнал мир и свободу из этого уголка, только что обретшего покой, и принес взамен страх, насилие и ненависть… И все же, если Понго не справится с поручением, не успеет вовремя, они не смогут обложить зверя в его логове, волей-неволей придется решать: отдать свою землю, дом, который Жиль любил больше жизни, или обречь Мадалену на смерть после самых страшных надругательств. Этого он тоже не мог допустить. Что же делать?
Турнемин старался ободрить себя. Понго ловок как никто. Не было случая, чтобы он не выполнил задания. Так зачем думать, что как раз теперь, когда на карту поставлено так много, его постигнет неудача?
Но проходил за часом час, а Понго все не возвращался. Наступило утро, залило все ярким светом. Аббат Ле Гофф отслужил мессу в большой гостиной «Верхних Саванн», и Анну Готье предали земле. За гробом шел ее сын, а рядом с ним Жюдит и Жиль. Но на дороге никто так и не показался. До самого предзакатного часа. Однако тот, кто поднялся по лестнице прямо к Жилю, неустанно наблюдавшему за окрестностями с крыльца, увы, оказался не индейцем — это был Москит…
Разочарованный и раздосадованный Жиль, увидев его, не смог сдержаться. Он схватил нежданного гостя за грудки и поднял перед собой, чтобы лучше видеть его кротиную мордочку.
— Как ты посмел появиться здесь, негодяй? — Зарычал Жиль. — Да еще полез к самому дому?
— Эй, эй, сеньор, полегче! Отпустите же меня!
Ну у вас и манеры… Если вы меня задушите, вашей малышке легче не станет! Я… я посланник.
У Жиля от отвращения даже гнев прошел, он разжал пальцы, и Москит покатился по каменным плитам веранды.
— Посланник, говоришь? Ну, рассказывай.
Что ты должен мне передать?
Москит насмешливо улыбнулся, обнажив гнилые зубы, однако взгляд гранитно-серых глаз стал еще холоднее, если такое вообще возможно.
— Что девушка чувствует себя прекрасно… что все у нас уже в нее влюблены… и что господин Легро ждет с нетерпением, когда вы нанесете ему визит. Он ждет вас.
— Ждет! Неужели? И где же?
— Там, куда я буду иметь честь отвести вас, сеньор… Без оружия, естественно, и с завязанными глазами.
— Вы меня принимаете за младенца? Считаете, что я действительно пойду за вами следом безоружным и слепым? А зачем? Чтобы ваш хозяин убил меня, как только я окажусь в этом загадочном месте? Ведь именно моей смерти он добивается. Убьет меня, а потом и свою пленницу.
Москит озадаченно почесал в затылке.
— Ну зачем так думать, сеньор? У господина Легро и в мыслях нет вас убивать. Он знает, что это будет ему слишком дорого стоить. Единственное, чего он хочет, — это заключить с вами полюбовное соглашение, подписать кое-какие официальные бумаги…
— И прибрать к рукам мои земли, не так ли?
— Тут я ничего не могу сказать! Ей-богу! Он со мной не откровенничает. Он только сказал, что, если вы не явитесь к восходу солнца, девушка умрет… только сначала ее изнасилуют, она прехорошенькая…
Из-за спины Жиль раздался встревоженный голос Жюдит:
— Вы ведь не пойдете, Жиль? Прогоните его… а вернее, заставьте говорить: пусть расскажет, где прячется презренный Легро.
Появление Жюдит повергло Жозе Кальвеса в оторопь.
— Святая Мадонна! Это ваша жена?
— Да, и что же?
Москит, не сводя глаз с гордого силуэта Жюдит, пожал плечами.
— А вы влюбились в ту, другую? Надо совсем с ума сойти…
— Не суйтесь куда не следует! Кто вам сказал, что я…
— Что вы неровно дышите к хорошенькой блондиночке? Одна крошка, кстати, тоже недурная, которую наша Олимпия нашла на берегу Соленой реки и привела к нам. Но, похоже, она врала… Похищать надо было жену.
— Замолчите! — в гневе рявкнул Жиль. — Избавьте нас от ваших выводов! Сейчас пойдем…
— Нет! Умоляю вас! — вскрикнула Жюдит. — Не делайте этого! Я знаю, вы ее любите, но, кроме нее, есть еще люди, от вашего решения зависит целый мир…
Турнемин подошел к жене, ласково взял ее за руки и поцеловал их.
— Я должен пойти, дорогая. Вы можете мне не верить, но я это делаю не только потому, что речь идет о Мадалене. Любая невинная женщина могла бы рассчитывать на мою защиту… даже гнусная Фаншон, которая предала нас, когда ей не удалось вас убить. Мы не можем заплатить ее кровью за собственное благополучие, мы не знали бы больше покоя. Скажите Купидону, пусть оседлает мне лошадь, любую, только не Мерлина!
Жюдит в волнении закрыла лицо руками, потом отняла их и, горделиво вскинув голову, подобрала юбки и побежала искать конюха.
Как только она исчезла из виду. Жиль жестом подозвал Шарло — тот в тревоге вращал глазами, в которых нетрудно было прочесть, какую ненависть он испытывал к Москиту. Мажордом стоял на пороге гостиной с любезным выражением вышколенного слуги, но по напряженной позе было заметно, что он в любой момент готов броситься на бывшего надсмотрщика. Шарло подошел к хозяину, а Москит инстинктивно отступил на шаг-другой, не спуская с него глаз. А рука его невольно потянулась к ножу за поясом.
Турнемин лишь презрительно улыбнулся. Он спокойно достал из кармана запечатанный пакет и вручил его чернокожему.
— Отдашь доктору Финнегану. Это мои распоряжения на случай — все может статься, если я живым не вернусь. И добавь, что я на него полагаюсь, надеюсь, он выполнит точно каждое мое пожелание… и попрощайся с ним за меня. Он сейчас в больнице, оперирует Леона Бамбу — у него рука попала в молотилку.
— Но вы вернетесь, хозяин? Вернетесь, правда?
— Надеюсь, Шарло. Это на всякий случай. Оберегай хозяйку.
— Клянусь! А ты, грязный мулат, — добавил мажордом, повернувшись к Жозе Кальвесу, не в силах больше сдерживать гнев, — передай бандиту Легро, что, если только он когда-нибудь осмелится сунуться сюда или если не вернется хозяин, его ждут триста человек с оружием… мы сдерем с него шкуру живьем! И с тебя заодно тоже!
