Мэгги пошла на кухню, решив приготовить ужин: небольшой, но многозначительный жест, который покажет Роуз, сколько она значит для сестры. Вынула из морозилки стейки из рыбы-меч, сделала салат из фиолетового лука, авокадо и помидоров и поставила корзинку с булочками у тарелки сестры. Увидев это, Роуз улыбнулась.
— Карбогидраты!
— Только для тебя, — объявила Мэгги, передавая сестре масло.
Элла удивленно уставилась на них.
— Мачеха, — пояснила Роуз с полным ртом. — Сидел. Сидел ненавидит карбогидраты.
— За исключением того случая, когда она сидела на диете из сладкого картофеля, — добавила Мэгги.
— Верно, — кивнула Роуз. — Потом она возненавидела мясо. Но какой бы диеты она ни придерживалась, никогда не позволяла мне есть хлеб.
Мэгги проворно убрала корзинку и раздула ноздри как можно шире.
— Роуз, ты испортишь себе аппетит! — прогнусавила она.
— Можно подумать, такое когда-то бывало! — вздохнула Роуз.
Мэгги придвинула стул и принялась за салат.
— Помнишь индейку-путешественницу?
— Еще бы! Как можно такое забыть?
— Что это за индейка? — поинтересовалась Элла.
— Ну… — пробормотала Роуз.
— Это была одна из… — вставила Мэгги.
Сестры с улыбкой переглянулись.
— Рассказывай, — уступила Роуз.
— Ладно. У нас как раз начались весенние каникулы, а Сидел носилась с очередной диетой.
— Одной из бесчисленных диет, — не удержалась Роуз.
— Эй, кто рассказывает, я или ты? — притворно рассердилась Мэгги. — Так вот, приходим мы домой, и что на обед? Индейка.
— Индейка со снятой кожей, — поправила Роуз.
— Просто индейка, — продолжала Мэгги. — Ни картофеля, ни начинки, ни подливы.
— Не дай Бог! — охнула Роуз. — Такое кощунство!
— Просто индейка. На завтрак были яйца-пашот, а потом настает время ленча, и что же? Индейка. Та же самая.
— Это была, — пояснила Роуз, — очень большая индейка.
— Вечером мы ели ее на ужин. И на следующий ленч. В ту ночь мы собирались на ужин к одной из подруг Сидел и ужасно радовались, вообразив, что избавились от индейки, но за столом обнаружили, что Сидел…
— Взяла индейку с собой, — хором пропели девушки.
— Оказалось, — добавила Роуз, намазывая булочку маслом, — что подруга сидела на той же диете.
— Мы все ели индейку, — ухмыльнулась Мэгги.
— Индейку-путешественницу, — докончила Роуз. И Элла с облегчением услышала дружный смех внучек.
Ночью Мэгги и Роуз в последний раз лежали рядом на хлипком диванчике, прислушиваясь к кваканью лягушек, шелесту пальмовых листьев под теплым ветром и редкому скрежету тормозов машины очередного обитателя «Голден-Эйкрс», вершившего нелегкий путь домой.
— Я так объелась, — простонала Роуз. — Где ты научилась так готовить?
— У Эллы. Я хорошая ученица. Вкусно, правда?
— Восхитительно, — согласилась Роуз и зевнула. — Так что ты решила? Остаешься здесь?
— Да. То есть я ничего не имею против Филадельфии. Иногда подумываю о Калифорнии. Но здесь мне хорошо. И работа есть. Я собираюсь расширить свой бизнес. Кроме того, Элла во мне нуждается.
— Для чего?
— Ну… может, не нуждается, — уступила Мэгги. — Но, по-моему, ей приятно, что я рядом. А мне вроде как нравится жить здесь. Ну не в этой квартире, конечно, а просто во Флориде. Заметила, что сюда съезжаются со всей Америки?
— В общем, да.
— Думаю, и это хорошо. Если все ходили в школы где-то в других местах, значит, не будешь постоянно натыкаться на знакомых, которые помнят, какой ты была в школе, в колледже и тому подобное. И если хочешь, можешь стать другой.
— Ты можешь стать другой где угодно. Взгляни на меня, — попросила Роуз.
Мэгги приподнялась на локте и посмотрела на сестру. Знакомое лицо с рассыпавшимися по подушке волосами. И впервые увидела Роуз не как угрозу или мегеру, вечно упрекающую за ошибки и проступки, а как союзницу. Друга.
Сестры помолчали. Элла встревоженно приподняла голову, затаила дыхание и прислушалась.
— Я своего добьюсь, — пообещала Мэгги. — «Ваши любимые вещи». Обязательно открою магазин. И даже знаю где.
— Я приеду на торжественное открытие.
— И я хотела сказать…
— Что жалеешь о случившемся. И что ты изменилась, — сказала Роуз.
— Нет. То есть да.
— Ты действительно изменилась.
— Но я не это хотела сказать. А хотела сказать вот что: не покупай платье.
— Что?
— Не покупай платье. Это будет мой свадебный подарок.
— О, Мэгги… как же это…
— Доверься мне, — попросила Мэгги.
— Хочешь, чтобы я выходила замуж в платье, которого никогда не видела? — нервно засмеялась Роуз, представив платье, которое могла бы выбрать Мэгги: низкий вырез, разрез до бедра, голая спина, бахрома и без рукавов.
— Доверься мне. Я знаю, что тебе понравится. Покажу наброски. Устрою примерку. Ради этого специально прилечу домой и все подгоню прямо на тебе.
— Посмотрим, — уклончиво ответила Роуз.
— Но ты позволишь мне попытаться? — настаивала Мэгги.
Роуз вздохнула.
— Так и быть. Попробуй. Загони себя до полусмерти.
Молчание.
— Я люблю тебя, — прошептала какая-то из девушек, Элла так и не поняла, кто именно. Роуз? Мэгги?
— О, пожалуйста, — ответила другая, — не глупи.
Элла долго ждала затаив дыхание, что будет дальше. Но дальше наступила тишина. И уже потом, когда она осторожно приоткрыла дверь и вошла, сестры спали, каждая свернувшись на левом боку, подложив под щеку левую руку. Элла наклонилась и поцеловала обеих в лоб.
— Удачи, — пожелала она мысленно. — Любви. Исполнения всех желаний.
И, прежде чем бесшумно выйти, осторожно поставила на тумбочку два стакана воды, в которых плавало по одному кубику льда.
60
— Успокойся, — в двадцатый раз попросила Мэгги, наклоняясь к сжавшейся Роуз. — Если не расслабишься, я не смогу ничего сделать.
— Не могу я расслабиться, — угрюмо пробурчала Роуз, кутаясь в толстый белый махровый халат. Ее волосы, благодаря многочасовым усилиям Майкла из салона «Пилегги», представляли собой сложное сооружение из локонов, шпилек и крохотных белых бутонов. На лицо уже был нанесен тональный крем, губы подведены карандашом. Эми, неотразимая в простом голубом платье, украшенном сзади бантом размером с диванную подушку, носилась где-то в поисках официантов и обещанного ими блюда с сандвичами, а Мэгги безуспешно пыталась подвить сестре ресницы.
