Гриффин с трудом проглотил ком в горле.
— Могу я поговорить с Синтией Хьюз?
В трубке наступило молчание. Потом он услышал шорох и треск, словно телефон тащили куда-то, и, наконец, ему ответил другой голос. Этот звучал гораздо мягче, чем первый. Но не узнать его Гриффин не мог — даже через семь лет.
— Да?
Гриффин едва не задохнулся от волнения.
— Синди!
В трубке снова повисла тишина, и сердце у него упало. Неужели Синди повесила трубку?!
— Подожди! — взмолился он. — Не бросай трубку, прошу тебя! Я так долго тебя искал! — В ответ ничего. Сердце у Гриффина стучало так, будто готово было разорваться. — Синди?
— Да, — чуть слышно прошептала она. — Как тебе удалось меня отыскать?
— Твое стихотворение помогло, — радостно признался он. — То, что было напечатано в «Янки». Робин Крис. Кристофер Робин. Ты ведь всегда обожала Винни-Пуха, верно? Помнишь, как я читал тебе эту книжку?
Она так долго молчала, что Гриффин снова перепугался. Потом в трубке раздалось тихое:
— Да.
— Твое стихотворение просто великолепно! Только очень печальное. Ты писала его о себе, да?
— Со мной все в порядке.
— Я прочел твою записку, но мало что понял. Но я знаю, почему ты сбежала, — торопливо продолжал он. — Это стало невыносимым, да? Мама и папа ничего не замечали, а если бы заметили, то наверняка пришли бы в бешенство. Ну, а мы… — с нажимом в голосе проговорил Гриффин, — словом, от нас помощи тоже ждать было нечего. Ты, наверное, знаешь, что мама умерла. — В двух словах он рассказал Синди о том, что произошло за эти годы.
— Да, — снова прошептала она.
— И о том, что мы все, так сказать… хм… разошлись.
— Да. В этом есть доля и моей вины.
— Ты тут ни при чем. Мы сами во всем виноваты.
— Нет, причина все равно во мне.
— Брось! Ты была еще совсем ребенком. И это был обычный детский бунт. А мы были старше и несли за тебя ответственность. Нужно было помнить об этом. Но каждый из нас интересовался только своей собственной жизнью и предпочитал держать рот на замке — как будто если делать вид, что все в порядке, то так оно и будет. Да, мы ошибались. Мы жестоко ошибались.
Синди молчала.
— Синди?
— Я сбежала, — вздохнула она, — потому что мне вдруг стало тошно. Вся эта наша мышиная возня, понимаешь? Захотелось избавиться от всего этого, начать все заново. Так я и сделала. Начать-то начала, но ничего не забыла. Трудно стереть из памяти прошлое — особенно, когда у тебя есть семья. И невозможно запретить себе чувствовать.
Будь это обычный, ничего не значащий разговор, Гриффин рассказал бы ей о Хизер, ведь в их судьбах было много общего. Но это был не обычный разговор. Это был разговор из тех, от которых зависит судьба многих людей. Главное сейчас было не перегнуть палку.
— С тобой все в порядке?
— Я больше не принимаю наркотики, если это то, что ты имеешь в виду. Бросила в тот самый день, как удрала из дома. Я ведь писала об этом в записке. Мне хотелось, чтобы ты об этом знал.
Гриффин знал, что даже наркоманы с солидным стажем порой бывают способны проявить силу воли и «завязать». Что ж, хорошо, если так. На душе у него полегчало.
— Ты не замужем?
— Нет. Я еще не настолько себе доверяю, чтобы решиться на такое.
Снова этот комплекс вины, выругался он про себя. Она до сих пор обвиняет себя в распаде семьи.
— Лечишься до сих пор?
— Да.
— Деньги нужны?
— Нет.
— Ты уверена? — Она не ответила. Что ж, пусть так, подумал Гриффин. — Как ты устроилась? Все нормально? — Ему страшно хотелось услышать, что она довольна своей жизнью. — Кстати, а кто это подходил к телефону?
— Подруга. Снимаем квартиру на двоих. Да, конечно… вполне довольна. Правда, все мои приятели — из тех, кого жизнь изрядно потрепала, но мне они нравятся. Послушать, что они иногда рассказывают о себе, так это же рехнуться можно. По всем из них жизнь прошлась паровым катком. Но мы с ними сами себе семья. Да и работа мне в радость.
— Замечательно. Очень рад за тебя. Расскажи мне еще о том, как ты живешь.
— Так… плыву по течению. Перекатиполе.
Гриффин почувствовал под ногами зыбкую почву. Синди явно давала ему понять, что в любой момент может снова сорваться с места — и исчезнуть.
— Ты счастлива? — робко спросил он.
— Иногда. Даже можно сказать, часто.
Это уже что-то!
— Может, тебе что-нибудь нужно?
— Нет.
— Как насчет того, чтобы встретиться?
— Нет.
— Я приеду, куда скажешь! — взмолился он. — Хоть на край света!
— На край света не понадобится, — сухо бросила она. — Достаточно кода, чтобы догадаться, где я сейчас. Желаешь приехать сам? Или побежишь докладывать остальным?
— Если ты не хочешь, не буду, — испугался Гриффин.
— Не хочу. Так что заруби себе на носу: если позвонит кто-то еще, я тут же смоюсь.
— Даже если это будет Питер? Или Алекс? — полюбопытствовал Гриффин. Из всех братьев эти двое были самыми мягкосердечными.
— Послушай, Гриффин, постарайся понять — я еще не совсем выбралась из всего этого. Просто услышать их имена, и то уже мучительно — ведь это заставляет меня вновь вспомнить, кем я когда-то была. А я этого не хочу.
Гриффин сильно подозревал, что Синди слишком дорожит тем, что у нее есть, чтобы снова бежать. Но она должна понять это сама.
— Ты всегда опережала нас на шаг. Честно говоря, когда мне попался на глаза этот псевдоним, я просто боялся поверить, что это ты. Очень хотелось думать, что ты вспоминаешь обо мне.
Синди даже не думала это отрицать.
— Мне пора, Гриффин, — мягко сказала она. — Оставь мне свой номер телефона.
Он оставил ей номер своего сотового, а также адрес и телефон в Принстоне. Подумав немного, велел записать заодно и телефон и адрес Поппи — просто на всякий случай.
Услышав фамилию Поппи, Синди вдруг заинтересовалась.
— Эта твоя Поппи Блейк случайно не родственница Лили Блейк, о которой прошлой осенью писали все газеты?
— Родная сестра. Невероятная женщина — ей, как и тебе, несладко пришлось в жизни. Ее тоже постоянно преследует прошлое.
— И ты взялся ей помогать только потому, что не можешь помочь мне?
— Не уверен, что от меня много помощи. К тому же она прекрасно справляется и сама. Просто я люблю ее.
— О господи! — ахнула Синди. Это было так похоже на ту, прежнюю Синди, что он едва не рассмеялся. — Держи меня в курсе, идет?
