Бархатных бабочек взлёт, манговый сладкий чай…
В море ненужных слов есть слово любви: «Прощай».
Давай будем
Машина стелилась по глади асфальта,
был вечер, и солнце ложилось на запад.
Они так решили, они так хотели,
никак не иначе, никак не иначе.
Тогда он сказал ей: «Сейчас будет пропасть,
сожми мою руку, целуй меня в губы,
целуй меня в душу, возьми моё сердце.
Мы вместе, мы вместе, мы вместе, мы вместе».
И падали листья, и осень молчала,
и трасса дымилась, колеса стирались.
Она не молчала, она говорила, она отвечала:
«Мой милый, мой милый, мой милый, мой милый,
боюсь, что взлетишь ты, а я буду падать,
ты – выше, я – ниже, ты – выше, я – ниже,
и мы разлучимся навеки, навеки.
И руки мои не удержат дыханья,
и губы мои не найдут твои губы.
Давай будем вместе, давай будем живы,
давай будем мчаться по этой дороге,
давай будем в Боге, любить только в Боге
всегда».
Песня сомкнутых губ
Сотня шагов – если идти,
взмах крыла – если лететь,
ветра порыв – если им быть,
солнечный луч – если им стать.
Можно пойти, но нет пути.
Не долететь, если крыльев нет.
Светлым лучом я мог бы стать,
только об этом страшно просить.
Ты посмотри утром в окно,
ты осени дорогу крестом,
взглядом найди средь облаков
контуры слов и музыки край.
Их осветит солнечный луч,
их оживит ветра полёт –
песня моих сомкнутых губ
молча твоё сердце найдёт.
Так много осени…
В твоих глазах так много осени,
в моих слезах так много песен,
когда с тобой мы невод бросили,
то невод оказался тесен.
На берег пенный острокаменный
мы невод вытянули к ночи,
мои стихи пылали пламенем,
осенний плач струили очи.
И всё так прочно и незыблемо,
и всё так шатко быстротечно,
когда я эту песню выплакал,
в твоих глазах сияла вечность.
Соната октября
Ты отнят у меня не липкою молвою,
не серым омутом бесстыдных глаз случайных.
Ты отнят золотою синевою,
серебряным дыханьем, зовом дальним.
Вот я стою под небом октября,
среди лесов святого умиранья,
и вслед тебе смотрю, благодаря
Любви бессмертное вещанье.
А где-то у основ слоистой глубины,
куда хотелось бы взлететь осенней птице,
Пресветлых Рук подобие волны
перелистнуло наших книг страницы.
Салют любви
По реке на плоту,
по извилистой топкой реке,
чтобы выплакать боль
этих мёрзлых ноябрьских яблок,
я к тебе восхожу,
пропуская ступеньки по две,
я к тебе упаду,
застилая беду листопадом.
Очень тихо пройду,
твоей лампы мне светит фитиль.
Очень будет не больно,
я выпью за нас эту чашу.
Очень, очень люблю!
Через тысячи, тысячи миль
ночи, ночи украшу
салютом любви – листопадом.
Река
Торжественная плавность похорон –
течение реки у входа в устье,
и снежный лёт, и неотмирность грусти,
колоколов высокий звон…
Моя дорога встретилась с рекой.
Как просто уровнял их снег печальный…
Потрескавшихся губ коснусь рукой,
тебе я посылаю жест прощальный.
Седых деревьев тонкий силуэт
вослед ступает похоронной свите.
Сквозь слёзы говорю: «Я вижу свет!»
Но только Свет меня таким не видит.
Упавших трав чернеют письмена.
На пальцах кровь, но чаю Воскресенья.
Пусть не сотрутся наши имена
в День Судный со страниц спасенья.
Букет слёз
Твой голос, как мой, и он часть меня,
мой голос, как твой, и он часть тебя,
я собрал тебе букет из цветов и слёз,
скоро новый год, январь и мороз.
В городе елей и в лесу домов
я собрал тебе букет из не сказанных слов.
Что поделать, если в сердце поёт родник?
Что поделать, если я в твою боль проник?
Что поделать, если поздно что-либо делать?
Остаётся только ждать, любить и верить,
остаётся не замерзнуть на улице грёз,
остаётся пережить январь и мороз.
А когда настанет май, и поля пожелтеют
ты поймёшь, что не зря мы учились верить.
И ожившие цветы – лепестки и стебли
ты положишь у икон вместе с ветвью вербы.
Уставшая роза
Расскажи мне, уставшая роза,
что ты знаешь о горней стране.
Я тебе расскажу про торосы,
что я видел на грешной земле,
про замерзшие травы и листья,
про застывших на холоде птиц
и про то, как в долине нечистой
падал навзничь и падал я ниц,
и про то, как не помнил былое,
как смотреть научился во тьме.
Расскажи мне про что-то иное…
Говори, моя роза, во мне.
Моя роза, мой милый, далёкий,
одинокий, истерзанный друг,
