Меня будит голос Брач, психолога и учителя медитации по буддийской методике. Она говорит о пространстве и рассказывает, что наш мозг с древнейших времен устроен так, чтобы реагировать на угрозы и замечать все, что происходит. Поэтому мы настолько легко впадаем в то, что она называет трансом сверхзанятости, беспокойства или собственной никчемности. «А потом мы обнаруживаем, что этот мир действительно меньше, чем предполагали. Сами мы кто? Комки напряженных мышц, живущие в соответствии со старыми представлениями и бегающие взад-вперед на огромной скорости, не имея возможности насладиться красотой заката и красивой музыкой, заметить блеск в глазах ребенка, внимательно прислушаться, когда он рассказывает нам какую-то историю, – говорит Брач. – Мы так хотим сделать что-нибудь следующее по списку, что не замечаем жизнь, не замечаем любовь, не замечаем, что происходит с нами здесь и сейчас. Я думаю, это стоит изменить. И чтобы это сделать, нужно найти пространство, чтобы выветрить эту сверхзанятость. Прогоните ее прочь».
Пробую еще раз. Я закрываю глаза. Перевожу дыхание. И песня, которую я не слышала со студенческих времен, начинает играть у меня в голове. Я вспоминаю Михая Чиксентмихайи. Когда он во время хронометрических исследований звонил респондентам в разное время дня и спрашивал их, о чем они думали в тот момент, то ожидал, что они расскажут о своих мыслях, о том, как планируют новые приключения или вспоминают старые добрые дни. Вместо этого он обнаружил… хаос. Он пишет об этом: «Оставаясь наедине с собой, человек погружается в плохие мысли, думает о повседневных вещах, вспоминает плохое и беспокоится о будущем. Энтропия – беспорядок, замешательство, расстройство – это базовое состояние сознания»{468}. Чиксентмихайи пишет, что единственный путь к душевному равновесию – концентрация на какой-либо цели или тренировка сознания путем медитации или самопознания.
Во время перерыва я подошла к Брач, невысокой безмятежной женщине с длинными каштановыми волосами и ослепительной улыбкой. Я спросила ее, как она находит это пространство и почему так много людей чувствуют нехватку времени.
«Вам не нужно проходить месячные курсы медитации, – улыбнулась она. – Возможно, вам просто следует в середине дня остановиться на три или пять минут. Может быть, вы сделаете паузу на несколько секунд после того, как повесите трубку телефона, и перейдете к следующему делу. Вы можете изменить отношение к будущему за пятнадцать секунд. Если вы отдохнете и, улыбаясь, посидите в течение трех минут, то измените свою биохимию. Она пошлет вашей нервной системе сигнал об отсутствии опасности. Все, что вам нужно, – это целенаправленно снизить темп. И все. Вам нужно выбросить сверхзанятость из мыслей и освободить тело. Оно приведет вас “домой”».
Брач рассказывает, что, когда у нее родился сын, она, как и многие родители, стала испытывать нехватку времени. Тогда она пообещала себе заниматься медитацией каждый день, но с одной оговоркой – не устанавливать себе длительность занятий. Брач говорит: «В какие-то дни я просто садилась на край кровати, делала пять глубоких вдохов и выдохов, с молитвой благодарила этот мир и шла заниматься делами дальше. Это уже считалось полноценной медитацией».
Избавиться от нехватки времени – все равно что проснуться. Проснуться, чтобы жить. Проснуться, чтобы понять, что все в этой жизни мимолетно. И именно поэтому людям настолько важна поддержка единомышленников. Когда вы забудете, вам напомнят, что жизнь проходит очень быстро и этот день, который вы проживаете сейчас, удивительно красив.
Я помню, как однажды вечером, когда была еще маленькой, смотрела из окна на пылающий закат над вечнозеленым лесом около нашего дома и внезапно подумала, что если бы я была где-нибудь в другом, более хорошем месте, то могла бы стать счастливее. Это было неосознанно, но, оглядываясь на свою жизнь, я понимаю, что эта мысль постоянно крутится в моей голове, как заезженная пластинка, песню с которой я все время вспоминала во время медитации.
Когда мне было тридцать четыре года, я несколько месяцев беспомощно смотрела, как моя младшая сестра умирает от рака{469}. И это был первый раз в моей жизни, когда я видела, насколько бесценна каждая минута. У нее оставалось так мало времени. И если ей было суждено пройти этот путь, то я хотела быть рядом с ней, чтобы она не шла по нему в одиночку. В такой ситуации каждый маленький жест, каждый момент, проведенный в молчании, превращаются в непередаваемый дар свыше. Каждая деталь становилась болезненно отчетливой: ярко-красное содержимое капельницы растворяется в ее венах, мы смеемся, как нашалившие маленькие девочки, когда я причесываю ее густые волнистые светлые волосы и на расческе остается целый клок, вечером в палате мягко угасает свет – наступает закат. Лишь одна слезинка из уголка глаза катится по ее щеке, когда становится понятно, что жизнь уходит вместе с этим днем.
Греки называли такое время кайрос. Они говорили, что, когда мы живем по часам, наше время – это хронос. Оно бежит, идет, ползет или летит. Это жизнь, которую Томас Элиот[64]измерял в кофейных ложках, а Джон Робинсон обнаружил в ней тридцать часов свободного времени в неделю, основываясь на своих записях. Но кайрос – это «подходящий момент», вечное «сейчас», и это время нельзя выразить цифрами: оно измеряется только тем, что может вобрать в себя. В тот день, когда я собиралась писать эту главу, я попала в объятия хроноса, торопясь с утренней встречи с учителем, о которой вспомнила в последний момент, в автосервис, чтобы забрать машину Тома. Сушильный аппарат для белья сломался, поэтому влажная одежда была развешана по всему дому. Мой сын забыл взять в школу работу по геометрии. А еще мне надо было спрятать клавиатуру к компьютеру, чтобы Тесса не сидела с утра до ночи за просмотром ее любимого сайта о кинозвездах. Не зная, что писать, я ушла гулять. В парке недалеко от дома я увидела маленькую девочку с ярко-розовой бумажной короной на голове, она весело болтала с подружками. Одна из них спросила у нее, который час. Девочка, радостная от прогулки с подругами после школы в прекрасный солнечный день, засмеялась: «200 часов!»
Когда моей сестры не стало, я пообещала себе, что ради нее проживу остаток дней с благодарностью за каждый момент, каким бы незаметным он ни был, как если бы всегда было 200 часов, зная, что в один прекрасный день меня тоже не станет. Я даже начала носить ее часы каждый день, чтобы напоминать себе об этом. И делаю это до сих пор.
Но вскоре я забыла.
Я сижу на одном из жестких деревянных стульев в комнате для медитации. Тара Брач снова говорит: «Иногда кажется, что мы стремимся на полном ходу пересечь финишную прямую своей жизни, едва касаясь поверхности и никогда не вникая в саму ее суть, как будто жизнь – это еще одна задача, которую мы должны решить, а не дар свыше, с которым мы должны жить. Но вы можете повернуться лицом к жизни, и первым делом вам нужно дышать».
