– Чё стоим?! Заходи, если золотишко есть! – крикнул трактирщик из-за стойки, продолжая выбивать долотом крышку очередного бочонка.
– А что, жрецам уже так не наливают – во славу морской девы?! – немедленно возмутился жрец, но Орвин уже ухватил его за плечо и тащил обратно на улицу. Олф с Эрлом уже поднимались, стряхивая хлебные крошки с потёртых тулупов.
Выйдя на улицу, Юм встретился взглядом с каким-то побирушкой, сидевшим на сундучке возле стены напротив, но тот мгновенно опустил глаза, вероятно, поняв, что эти посетители кабака слишком торопятся, чтобы уделить время раздаче милостыни. Олф со Служителем один за другим показались в дверном проёме и, ни слова не говоря, двинулись вдоль покосившихся домиков, сложенных из необожжённых глиняных лепёшек. Значит, они знали, куда идти и что делать.
– А я, может, хочу перед смертью кружку черничного откушать! – Жрец попытался было воспротивиться немедленному уходу из таверны, но Ойван, обхватив рукой его тощие плечи, прошептал ему на ухо:
– Пойдём-пойдём. Там у Хлои для тебя три бочонка припрятано.
Пока шли через развалины, оставшиеся после небесного камнепада, никто не проронил ни слова. Только когда Служитель Эрл, шедший впереди, убедился, что поблизости не видно никого из местных, он остановился, чтобы коротко помолиться, а потом обвёл взглядом каждого, кто стоял рядом с ним. Он явно хотел что-то сказать, но, видимо, не смог найти нужных слов. Да и вряд ли они были вообще – эти слова.
– Отец, ты просто скажи, что надо делать, – пришёл ему на помощь Юм.
– Что делать? – переспросил Служитель. – Я не знаю, что нам придётся сделать. Я знаю только, что отступать нам некуда. Тот камень, что называют здесь Оком Светоносного, – это только зерно Зла, которое брошено в мир. Если оно успеет прорасти, нам останется только поскорее найти свою смерть, чтобы не видеть того, что случится потом.
Они двинулись дальше, не торопясь, но и не замедляя шагов. Возле самой площади жрец куда-то исчез, но это уже не имело никакого значения – он своё дело сделал.
Сначала они просто проталкивались через толпу. Братва в большом количестве теснилась вокруг Центровой Хазы – Собиратели Пены явно чего-то ждали. Судя по обрывкам разговоров, законник Хач собирался сегодня, не выходя из дома, примерно наказать морскую деву Хлою за то, что она никак не перестанет баламутить штормами Великие Воды, причём только у берегов Корса. Стоило пройти с полсотни лиг вдоль берега на юг или на север, море успокаивалось. Верховный жрец Иххай, по слухам, предлагал возобновить жертвоприношения, но Хач ему ответил, мол, зачем умасливать, если можно заставить…
Вход в Хазу охраняло шестеро наёмных стражников – на эту работу претендовали лучшие бойцы с разных концов света, порой, чтобы занять место возле этих дверей, им приходилось убивать в поединках по нескольку претендентов. Зато месячная плата за их непыльную работу равнялась средней добыче одного корыта за один выход в море после всех выплат. И даже теперь, когда корабли уже долго не выходили в море, им продолжали исправно выдавать их золото.
Страже удалось продержаться всего несколько мгновений. Больше других повезло тем двоим, которые даже не успели схватить свои секиры, прислоненные к стене слева от двери, – они просто смешались с отхлынувшей от Хазы толпой. Четверо других остались лежать на крыльце, а Олф уже распахнул дверь ударом ноги и, не обнаружив за ней никого, вытирал окровавленный клинок сдёрнутой со стола скатертью. Обогнавший его Орвин уже бежал вверх по лестнице, попутно перерубив один из дубовых столбов, подпирающих перекрытие. Навстречу ему из двери высунулся какой-то толстяк, но тут же с визгом скрылся в глубине помещения, даже не прикрыв за собой створки. Краем глаза Юм заметил, что в дальнем углу просторной прихожей, возле пылающего очага, за столом сидят и неторопливо закусывают какие-то люди в камзолах с золотым шитьём – им, казалось, было всё равно, что происходит вокруг, лишь бы стол не оскудел. Но разглядывать их было уже некогда – Олф и Ойван уже поднимались вслед за Орвином, а тот ударом меча уже снёс одну из дверных створок. Только отец, оставшись внизу, неторопливо расчехлял посох и, судя по всему, собирался совершить какой-то ритуал.
– Пошли вон, мерзавцы! – Хач стоял посреди своей опочивальни, прикрывая собой здоровенный зелёный кристалл, лежащий на золотой подставке. Внутри камня что-то бурлило, а сам он мелко дрожал, позвякивая о свой постамент.
– Да! Пошли вон, а то мы вас замочим – мокрого места не останется! – крикнул давешний толстяк, продолжая медленно отступать к просторной кровати. В нём, похоже, воскресала детская вера в то, что под одеялом можно скрыться от любых страхов и опасностей.
Вступать в разговоры не было никакого смысла, но и нападать в лоб тоже смысла не имело – противник вовсе не был таким беззащитным, каким казался. Ойван выхватил кинжал, подарок вождя, и метнул его, целясь Хачу в переносицу, но тот ухитрился едва заметно наклонить голову, и клинок просвистел в вершке от его уха. А потом в воздухе один за другим начали вспыхивать огненные знаки, за которыми и Хач, и толстяк, и камень стали едва различимы. Олф попытался прорубиться сквозь них, но его меч столкнулся с какой-то невидимой преградой, а потом застрял между причудливой петлёй и восьмиконечной звездой с загогулиной внутри.
– Зря вы всё это затеяли, ох, зря… – Голос Хача был полон сочувствия и сожаления о том, что всё вот так получилось. – А теперь на себя пеняйте. Мне с вами возиться некогда.
Сквозь сплетение огненных знаков начала сочиться кровь. Она чернела, стекая на пол, собиралась в бесформенные кляксы, из которых начали выползать пятнистые змеи, только у каждой вместо головы была когтистая лапа, и яд капал с каждого коготка, и пол под каждой каплей прожигался насквозь.
Толстяк уже стоял на кровати, подпрыгивал и хлопал в ладоши, а сам Хач отвернулся от своих неожиданно явившихся врагов, всем своим видом давая понять: до того, что будет дальше, ему уже нет никакого дела. Он склонился над камнем, который разгорался всё ярче и ярче, делал руками какие-то пассы и что-то бормотал.
Змееподобные лапы вытягивались медленно, и сначала казалось, что они скорее пытаются устрашить, чем напасть, но, оглянувшись, Юм обнаружил, что точно такие же уродливые отростки заполнили собой и входную дверь. Его меч, казалось, сам выскочил из ножен, и после первого удара самая любопытная клешня отвалилась от змеиного тела, несколько раз дёрнулась и замерла, увязнув когтями в дощатом полу. Олф и Орвин успели перерубить уже по нескольку лап, когда из обрубков, как из труб, повалил чёрный дым. Ничто заполняло комнату медленно – сначала тонким слоем растеклось по полу, и ноги увязли в нём по щиколотку. Юм попытался ещё раз пробиться к Хачу сквозь паутину светящихся знаков, но разделяющее их пространство стало упругим и отбросило его назад. Теперь он стоял на четвереньках, и терпкий сладковатый запах растекающегося по полу Небытия захватывал разум и сковывал движения. Сквозь алую пелену, встающую перед глазами, он разглядел, как Ойван пытается завязать узлом горловину одного из отростков, но на нём тут же выросла такая же лапа, какая была, и варвару пришлось снова её отрубить.
