Оба письма были написаны одним и тем же почерком и содержали одинаковый текст. То здесь, то там встречались доказательства, что писавший намеренно изменил свой почерк.
Письма были написаны так, словно чувство долга подвигло анонима на необходимость сообщить о поведении Юити. Как муж он «только видимость», он «абсолютно не способен любить женщин». Юити «обманывает свою семью, вводя в заблуждение общество». И не только, он не обращает внимания на счастливые договоренности, достигнутые между другими людьми. Будучи мужчиной, он стал игрушкой в руках мужчин. Когда-то он был любимчиком бывшего князя Кабураги, а теперь он – баловень президента «Кавада моторе». Более того, этот красивый испорченный ребенок постоянно предает этих пожилых любовников. Он имел и бросил невероятное число молодых возлюбленных – сотню, ни больше ни меньше. «Следует отметить», что все эти молодые возлюбленные были одного с ним пола.
Юити стал находить удовольствие в краже того, что принадлежит другим. Из-за него один пожилой человек, у которого Юити увел мальчика-любовника, покончил жизнь самоубийством. Написавший это письмо пострадает от оскорбления такого же рода. Он просит понять, что чувством, с которым он отправил это письмо, пренебрегать нельзя.
«Если это письмо вызывает сомнения, если возникнут какие-либо подозрения по поводу несомненности доказательств, мне бы хотелось, чтобы вы посетили следующий ресторан после ужина и увидели собственными глазами, что я говорю правду. Рано или поздно Юити будет в этом месте. Если вы встретите его там, вы удостоверитесь в правдивости написанного».
Такова была суть письма. Карта местонахождения заведения «У Руди» с точным описанием личностей, которые бывают там, были идентичны в обоих письмах.
– Вы видели его там, мама? – спросила Ясуко.
Вдова, решившая было ничего не говорить о фотографии, помимо своей воли выложила все:
– Я его там не встретила, но я видела фотографию Юити, которую весьма малообразованный официант хранил у себя как драгоценную реликвию. – Сказав это, она почувствовала раскаяние и добавила: – Но… ведь это не то же самое, что встретить там его. Мы до сих пор не получили доказательств, что письмо не фальшивка.
Когда она произносила эти слова, измученный взгляд, казалось, говорил, что в глубине души она не верит в это письмо.
Вдова Минами вдруг поняла, что лицо Ясуко не отражает особого волнения.
– Ты, как мне кажется, абсолютно спокойна! Это странно. Ты, которая доводится Юити женой!
Ясуко смутилась. Она опасалась, что её внешнее спокойствие может причинить свекрови боль. Вдова продолжала:
– Я не вижу причин полагать, что в этом письме нет доли правды. Что, если это так? Разве ты сможешь оставаться спокойной?
На этот противоречивый ответ она дала неожиданный ответ:
– Да. По-видимому, именно так я и поступлю.
Вдова некоторое время молчала. Затем она сказала, потупив взор:
– Это потому, что ты не любишь Юити, я полагаю. Самое печальное в том, что нет никаких причин винить тебя за это. Не могу не признать, что это скорее счастье посреди несчастья.
– Нет! – ответила Ясуко тоном почти радостным в своей решимости. – Это не так, мама. Совсем наоборот. Именно по этой причине…
Вдова затрепетала перед юной невесткой.
Заплакала Кэйко, её голос слышался из спальни через тростниковые перегородки. Ясуко встала, чтобы успокоить её. Мать Юити осталась одна в пристройке размером в восемь татами. Если Юити придет домой, ей некуда будет уйти. Она, которая ездила в заведение «У Руди» с намерением встретить там сына, теперь больше всего боялась встречи с ним. «Если сегодня ночью он придет домой, мне будет гораздо легче!» – молила она.
Боль вдовы Минами, по-видимому, основывалась не на соображениях морали. Она лишь чувствовала душевное смущение от полного изменения обычного хода мыслей и представлений о мире, через которые не могла проникнуть её природная доброта. Лишь отвращение и страх заполняли теперь её сердце.
Она закрыла глаза и снова увидела сцены ада, с которыми столкнулась за последние два дня. В них были явления, к которым она не была готова, если не считать одного бестактного письма. В них были проявления неописуемо дурного вкуса, ужас, омерзение, гадости, леденящие кровь недоразумения, терзающие душу и тело страдания – все, что вызывало отвращение. И что действительно составляло неприятный контраст, так это то, что служащие и постоянные посетители этого места ни разу не изменили своего обычного человеческого выражения лица, хладнокровие, с которым они встречали свои повседневные обязанности.
«Эти мужчины ведут себя словно считают, что они правы, – раздраженно размышляла она. – Как безобразен этот перевернутый с ног на голову мир! Что бы эти извращенцы ни думали, как бы ни поступали, мои понятия правильные. Мои глаза меня еще не обманывают».
Никогда не испытывала она такого потрясения, к тому же её уверенность в себе никогда не была столь сильна. Ничего странного не было в подобном заключении. Пугающей, но вызывающей приступ буйного веселья фразой «сексуальное извращение» объяснялось все. Несчастная мать делала вид, что забыла эту похожую на волосатую гусеницу фразу, которую не произнесет ни одна хорошо воспитанная женщина по отношению к собственному сыну.
При виде целующихся влюбленных мужчин вдову затошнило, и она отвела глаза.
«Если бы у них было хоть какое-нибудь воспитание, они бы не делали ничего подобного!» Когда слово «воспитание», не менее смешное, чем выражение «сексуальное извращение», всплыло в уме вдовы, в ней проснулась гордость, которая давно дремала.
Она воспитывалась в «самой лучшей из семей». Её отец, присоединившийся к возрождающемуся классу аристократии периода Мэйдзи, любил утонченность почти столь же сильно, как любил награды. В её доме все было изысканным, даже собаки. Когда её семейство рассаживалось в столовой, даже если не было гостей, они обычно говорили «будьте добры», когда просили передать соус. Время, в котором воспитывалась вдова, не всегда было спокойным, но это было великое время. Вскоре после её рождения была одержана победа в Китайско-японской войне. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, победа была одержана в Русско-японской войне. До тех пор пока она не стала членом семейства Минами в девятнадцать лет, её родители ничего не требовали от этой довольно чувствительной девушки, кроме высоких моральных устоев, отвечающих понятиям и культуре того времени.
Когда прошло пятнадцать лет с тех пор, как она стала женой, а у неё все еще не было ребенка, она не могла появиться перед своей свекровью, все еще здравствующей, без чувства унижения. Когда родился Юити, она вздохнула с облегчением. К тому времени произошли существенные перемены уклада жизни, перед которым она благоговела. Отец Юити, будучи большим охотником волочиться за женщинами еще со школьной скамьи, все эти пятнадцать лет, что прошли со дня их свадьбы, продолжал вести разгульную жизнь. Рождение Юити принесло огромное облегчение, подтвердив, что косэки[138]семейства Минами не будет указывать на то, что семя её мужа засеяно в сомнительную почву.
