— Ты этого хотела? Для этого ты стала моей женой? Без любви, думая лишь о мести и смерти?
Задрожав, Кримгильда улыбнулась.
— Мой Этцель… мой милый… мой красивый король… я ведь так хотела… для тебя… большего… — Ее глаза закатились, и последние слова застыли на холодных губах.
Сейчас в Гране билось лишь два бургундских сердца.
Тишина, которую услышал Гернот, подбежав к шатру Этцеля, была хуже ликования и предсмертных криков, сопровождавших его по пути сюда. Эта тишина свидетельствовала о завершении чудовищного преступления.
Вход охраняли четыре ксантенских солдата, а в тени возле них лежали бургунды, которых они убили. Лица воинов были спокойными и полными решимости. Принц Бургундии не успел войти, так как в проеме показалась чья-то фигура, освещенная мягким пламенем факелов. Это был король гуннов. Лицо Этцеля посерело от боли, ноги у него заплетались, а взгляд покрасневших глаз казался пустым. На руках он нес маленького Зигфрида.
Гернот не решился спросить, что произошло, потому что на лице Этцеля можно было прочитать ответы на все его вопросы. Они стояли друг против друга молча, и тишину нарушало лишь радостное гуканье младенца. Двое мужчин со столь разными душами плакали об одном и том же.
Этцель протянул своего приемного сына Зигфрида его дяде.
— Возьми ребенка и увези его отсюда. Сегодня бургунды опозорили мое королевство, и если бы я действовал так, как мой отец, то мне пришлось бы убить и тебя, и ребенка, чтобы уничтожить эту гнилую кровь на все времена.
Принц осторожно взял малыша и увидел, как что-то блеснуло на маленькой ручке. Это было кольцо, которое Зигфрид держал, словно игрушку.
— Мне приходилось слышать легенды о золоте, — сказал Этцель. — Пускай я в них и не верю, но, честно говоря, не готов бросить вызов судьбе.
— Кольцо. Вот корень всех бед, — прошептал Гернот и забрал у малыша украшение, после чего ребенок сразу же начал плакать.
Этцель покачал головой.
— Что ж, можете верить в это, если надеетесь, что так вам будет легче. — Он посмотрел на мертвецов, лежащих у шатра.
Все слова были сказаны, а остальное было бы лицемерием, поэтому Гернот развернулся и отправился обратно к кораблю вместе с флагом, кольцом и ребенком.
14 ГЕРНОТ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ СЕРДЦА
В ранний утренний час, когда Вормс еще спал, Гернот въехал в город. Принц глубоко надвинул на лицо капюшон своей накидки, и лишь пекари, которые уже занялись своей работой, видели, как он едет по улицам к замку с каким-то свертком в руках, однако не узнали его. Стражники у ворот перекрыли ему вход копьями, но Гернот что-то тихо сказал им, и они пропустили его.
Казалось, замок погрузился в глубокий сон, дожидаясь возвращения своего короля, чтобы встретить его отдохнувшим и бодрым. Гернот скакал очень быстро, надеясь опередить ужасную новость, и теперь избегал разговоров с кем-либо, пробираясь по замку в комнату Эльзы с ребенком на руках.
Она еще спала, и ему было жаль будить ее. Он позволил себе полюбоваться пару секунд ее чудесным лицом, свободным от всех забот, а потом наклонился и поцеловал в щеку. Не открывая глаз, Эльза улыбнулась.
— Ты мне только что снился, как, впрочем, и каждую ночь до этого.
Когда он не бросился ее обнимать, Эльза удивленно села в кровати. Ей достаточно было одного взгляда на его покрасневшие от усталости глаза и ребенка на руках, чтобы прийти к выводам, повергшим ее в панику.
— Сон закончился, — прошептал Гернот осипшим после долгой скачки голосом.
Эльза вскочила с постели и осторожно обняла принца, чтобы не побеспокоить малыша.
— Любимый, расскажи мне, что произошло, иначе я сойду с ума от страха.
Он обнял ее правой рукой, и слезы из его глаз покатились на ее ночную рубашку.
— Все пропало. Четыре королевства встретят сегодня рассвет без короля, и Бургундия — одно из них.
Она взглянула на него с тихим отчаянием в глазах.
— Гунтер?
Он печально кивнул.
— И моя любимая сестра. И каждый солдат, который отправился с нами в это путешествие.
Эльза нахмурилась.
— Но как мог Этцель…
— Это был не Этцель, — перебил Гернот. — В ту свадебную ночь в Гране Бургундия шла против Бургундии. Кримгильда и Гунтер убили друг друга.
Малыш в его руках зашевелился и открыл глаза. Эльза взяла ребенка на руки и осторожно прижала его к груди.
— Тогда понятно, чей это ребенок.
Освободившись от ответственности за крошечное тельце, Гернот наконец-то опустился на стул.
— Ни один другой ребенок не пережил бы такой скачки. Его зовут Зигфрид. И он захочет мстить, как только научится ходить.
Эльза в ужасе покачала головой.
— Нет, этого не должно быть. Жадность, безумие, золото… все это завершится сегодня, здесь!
Принц, который за последние дни состарился на годы, достал из сумки кольцо.
— Это его наследство.
Он протянул его Эльзе, но она, защищаясь, подняла руки.
— Не смей даже близко подносить к нему это проклятое украшение.
Гернот неуверенно сунул кольцо обратно в сумку.
— Я не знаю, что мне делать. Я надеялся, что Бургундия даст мне ответ, но вместо этого чувствую какую-то опустошенность.
Эльза протянула ребенку мизинец, и малыш сразу же принялся жадно его сосать.
— Он хочет есть. Я нагрею ему в кухне молока.
Гернот последовал за ней.
— И что же нам теперь делать?
Внимание Эльзы было приковано к мальчику, словно ее не интересовали вопросы о том, что уготовано им судьбой.
— Ты помнишь, как мы обещали друг другу, что ни кровь, ни положение при дворе не станут между нами?
— Да, словно это было вчера, — ответил принц.
Она остановилась в коридоре, пытаясь вложить в свой взгляд всю ту любовь, которую не могла выразить словами.
— Тогда я хочу кое-что сказать тебе, Гернот Бургундский. Я уйду отсюда. Если ты не обнажишь оружие, чтобы остановить меня, то я заберу с собой ребенка.
Принц не понимал, о чем говорит возлюбленная.
— Уйдешь отсюда? Из Бургундии? Но куда? И что будет со мной?
Они вошли в кухню, и Эльза улыбнулась.
— Либо Гернот станет королем Бургундии, либо мужем и отцом.
Шел мелкий дождь, длинные вереницы темных облаков обещали постепенное ухудшение погоды. Бургундский двор покинули два всадника и направились на северо-восток, в лес нибелунгов.
Эльза обернула вокруг своего тела платок, примотав к себе маленького Зигфрида, который спокойно спал. Гернот повесил на спину лошади две сумки с одеждой и едой. Ничто из взятых с собой вещей не указывало на его происхождение, ничто не обладало ценностью, благодаря которой он мог бы купить себе уважение. Так они решили.
