– Есть. А что? – Он усмехнулся: – Боишься, что ли?
– Да, – сказал Гриша. – Боюсь.
* * *
Все то время, которое Ганс провел в запертом сарае, у него было лишь одно занятие – выглядывать в узкое окно и обозревать рабочий дворик. Картины эти, правда, его не увлекали. То и дело приезжали машины, появлялись какие-то люди, иногда собирались в кучки и разговаривали, крутя на пальцах ключи. Потом уходили, снова приходили, уезжали. Мерная и однообразная жизнь делового муравейника...
Первые часы Ганса ничуть не тяготило, что он сидит под замком. Здесь было безопасно. Ганс сейчас подсознательно боялся внешнего мира, где светило солнце и жили тысячи людей. Казалось, там поселилась невидимая и вездесущая опасность с тысячей рук и миллионом глаз. Прошло не так много времени с той поры, как в ночном лесу Ганс разнес голову бригадиру, но за это время его психика успела дать легкий крен.
Гансу помогла бы сейчас теплая компания, где водка льется рекой, а веселые голоса и женский смех заглушают все то черное, удушливое и липкое, что ползет изнутри. Или, напротив, тихое место подальше от города, где живут совсем другие люди, и им нет дела до тех проблем, в которых Ганс увяз по самые уши.
Но вместо этого был пустой жаркий сарай, узенькое окно, чужие люди, приезжавшие и уезжавшие, занимавшиеся только собственным благополучием.
Ганс не подумал ничего худого, когда в его келью вдруг зашел Саламбеков, шурша пятнистыми штанами. Но уже через минуту его разобрало беспокойство – гость вел себя как-то странно, двусмысленно.
– Паришься? – спросил Саламбеков, показывая большие желтоватые зубы в расщелине узкого рта.
Ганс стоял в центре помещения, беспокойно перебирая руками. Саламбеков обошел его вокруг, рассматривая. Он двигался медленно, расслабленно, опустив плечи и не шевеля руками.
– Ты, что ли, сопляк, решил Луку запродать за сто пятьдесят косых?
Ганс хотел возразить, но Саламбеков снова заговорил:
– Охренеть можно... Какой-то баклан продает авторитета, как черепаху. Ну и где он, твой Лука?
– Я говорил уже, – настороженно ответил Ганс, следя глазами за собеседником. Тот все ходил и ходил вокруг, словно охаживал боксерскую грушу, примеряясь для удара. Штаны шелестели в такт шагам и играли пятнами.
– Говорил, – ухмыльнулся Саламбеков. – Ты хоть понял, что ты нам теперь должен?
Ганс судорожно сглотнул. Он никак не ожидал таких заявлений.
– Что должен?
– А то! Нагнал тут волны, нагородил невесть чего, а потом – драпать. Зачем командира-то своего уделал, а?
– Это не я... – едва слышно проговорил Ганс.
– Ну попал ты, чувак, ну попал!.. Как будешь выплывать, а?
Гансу оставалось только помалкивать.
– Ладно уж, не плачь. Дадим тебе, дураку, выплыть, поможем. Только вот какое дело... Луку ты должен подогнать, как и обещал. Тогда будет разговор.
– Как? – упавшим голосом выдавил Ганс.
– Не знаю как, – развел руками Саламбеков. – Ты обещал, значит, как-то мог. Ты, наверно, умный очень, если хотел сам все делать. А мы, дураки, тебе только денежки выкладываем, да?
– Я не знаю как, – униженно пробормотал Ганс. – Я не сделаю один...
– Э-э, вот видишь? Ничего ты, щенок, без нас не можешь. А говорил, я знаю, я могу, я денег хочу...
И снова Гансу нечего было ответить.
– Ладно, сопляк, вытащу тебя. Те люди Луку скоро отсюда увозят. Может, через неделю, может – завтра, а может, и прямо сейчас. Это не твоя, в общем, забота. Я тебе все укажу: кто его везет, куда, когда, на какой машине. Твое дело будет простое – подъехать и забрать его. Если забрать не получится, тогда можно его немножечко застрелить...
– Кого?! – Ганс не поверил ушам. – Луку – застрелить?
– Ага. А ты чего расстроился? Он больше не нужен. У нас, парень, как в горах – каждый день погода меняется. Сегодня ты нужен – завтра...
Саламбеков наконец присел, наблюдая за растерянным, до крайности озадаченным Гансом.
– Я все равно один не смогу, – угрюмо проговорил тот. – Мне ребят придется брать. А ребятам платить надо, а вы деньги у меня забрали.
– Каких таких ребят? – нахмурился Саламбеков. – Мало нам тебе, сопляку, нос утирать, ты еще с собой свой детский сад брать хочешь?
– Я не смогу один, – обреченно повторил Ганс.
– Э-э... Опять мальчик заплакал. Ну, как с тобой таким дела делать? Что же, если не хочешь... – Саламбеков быстро, упруго встал. – Иди куда хочешь. – И он демонстративно открыл перед Гансом дверь.
– Куда? – Ганс даже попятился.
– Мир большой, – пожал плечами собеседник. – Не найдешь куда пойти?
– Н-нет! – Ганс почти с ужасом смотрел на солнечный свет, упавший на пол сарая. – Я туда не пойду! Я без вас не могу!
Он боялся открытого неба и людей, наводнявших улицы, боялся оторваться от этих сильных, могущественных хозяев, во власти которых многое.
– Не пойдешь? – Саламбеков деловито прикрыл дверь. – Тогда, можно считать, договорились.
Ганс не знал, радоваться ему или ужасаться.
– Жди команды, пацан, – с начальственной интонацией объявил Саламбеков. – Если получится, может, и отправлю с тобой своих ребят. Чтоб сопли тебе вытирали. А нет – значит, нет.
И он ушел под шуршание своих пятнистых штанов.
* * *
Команда на подъем прозвучала этой же ночью. Сонный, мало чего соображающий Ганс выбрался во дворик, залитый бледным светом прожектора. Было довольно прохладно и сыро, возле ворот лаяла и гремела цепью собака.
Саламбеков с какой-то зловещей усмешкой отдал Гансу ключи от «Хонды» и пистолет. Деньги, украденные из квартиры Кичи, Ганс не получил, что очень ему не понравилось.
– А вот эти ребятишки за тобой приглядят, – сказал он и указал на двоих незнакомых парней, куривших неподалеку возле серого «Форда-Скорпио». – Замешкаешься – подгонят, будет трудно – помогут.
Он еще долго и обстоятельно объяснял Гансу, куда и за кем ехать, а тот все поглядывал на сопровождающих. Парни ему не нравились, они напоминали злых голодных псов, хищных бродяг. Они и выглядели почти одинаково – оба в просторных темных брюках, легких черных рубашках с белым незатейливым узором, какие любят носить кавказцы. Оба сухие, худощавые, коротко стриженные, с выбритыми угловатыми лицами и колючими глазами.
Ганс выслушал последние наставления и сел в машину, сопровождаемый недобрым прищуром Саламбекова. В темноте ночи он чувствовал себя безопаснее, чем под ярким солнцем. Впрочем, еще лучше ему было бы сейчас в сотне-другой километров от этого места, в каком-нибудь глухом уголке. Ребята торопливо побросали окурки, и их «Форд» двинулся следом.
