– Слышал я эти сказки! Говорили даже, что как-то раз какие-то батты или хатты целую сотню вырезали. А на другой день на них из лагеря выходит точно такая же. Так они обделались со страху и разбежались – решили, что это мертвые восстали!
– Ну, с иревами этот номер уже не пройдет. Раз они нашей крови попробовали…
– Так они ее давно пробуют, сволочи! В ту войну, говорят, наших тысячами валили!
– Насчет тысяч не знаю, но две пехотных сотни они сегодня в грязь втоптали. И без всякого оружия!
– Если бы только пехота… Ты видел, как погиб наш сотник? Мы гнали по улице каких-то баб, а из калитки мужик выскакивает с вилами. На длиннющей рукоятке. Он эту рукоятку в землю воткнул и ногой придавил, а сами вилы… Близко уже было – первому не остановиться… Я-то вторым шел… Ну, гады!
– Остынь! Они нам за все заплатят!
– Я их, наверное, десятка два покрошил, а они все…
– Тихо!! Стой! Стой, тебе говорят!!
Всадники остановились и, привстав на стременах, стали всматриваться в густеющие сумерки. По дороге, зажатой скалами, им навстречу двигалась темная масса. Отдельных людей различить было нельзя, но ветер нес навстречу мерные выдохи: МАА… СЭЭ… АХХ…
Командир длинно выругался. Помощник хлюпнул разбитым носом:
– Похоже, помощь уже идет. Но не нам.
* * *
Женька подпрыгнул и, ухватившись руками, повис на ограде. Забор был каменным, капитальным и старинным. Старинным настолько, что для ног даже нашлась какая-то опора, позволившая слегка разгрузить руки. Парень довольно усмехнулся и стал потихоньку подтягиваться, склонив голову набок. В конце концов его левый глаз оказался чуть выше кромки стены. Приподнявшись еще немного, Женька смог увидеть стражника на той стороне.
Все было грамотно и правильно: охранник располагался именно в том месте, откуда можно просматривать всю относительно доступную часть забора вокруг особняка. Страж стоял, прислонившись спиной к дереву, широко расставив ноги и сложив на груди могучие руки. Голову он держал прямо и, казалось, пристально всматривался в видимую часть периметра. Но это только казалось, потому что на самом деле охранник спал.
«Вот это профессионал! – восхитился Женька. – Сколько же надо тренироваться, чтобы научиться спать в такой позе?!» Впрочем, судя по седым космам, торчащим из-под шлема, воин был далеко не молод и времени для тренировок у него хватало. Женька попытался рассмотреть в полутьме его веки: кажется, они неподвижны, значит, не притворяется.
Дорожка под стеной была посыпана мелким гравием, и пришлось максимально смягчить прыжок, чтобы он не хрустнул под ногами. Тихий шорох все-таки прозвучал, но стражник не шевельнулся, и ночной гость опустил в карман камень-голыш – привычное с детства метательное оружие. Бесшумно и плавно, как кошка, он двинулся сквозь знакомый сад.
Ночь поздней весны тепла и благоуханна, и, конечно, все окна в доме распахнуты настежь. Подоконник располагался на уровне его лица, и разглядеть спящих на широкой кровати было невозможно. Женька оперся руками и легко запрыгнул в комнату. Постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, потом подошел к изголовью постели.
Спящие были укрыты лишь лунным светом, раздробленным листвой деревьев за окном. К запаху цветов примешивался тонкий дразнящий аромат мужских и женских выделений.
«Они, наверное, неплохо порезвились, – почти без зависти подумал гость. – Мне, наверное, никогда не научиться спать в обнимку с женщиной: чувствую себя связанным и беспомощным, а это невыносимо. Женщины же, наоборот, почему-то ощущают себя в такой позе надежно и защищенно – глупость какая…»
Эллана засопела во сне и слегка подвинулась. Теперь можно было разглядеть лицо ее партнера. Так и есть: Елед – гвардеец, сын здешнего министра финансов. «Что ж, – мысленно усмехнулся Женька, – им очень повезло, что я так и не сумел обзавестись тем, что все называют словом „ревность“. Впрочем, с виду они прекрасная пара, парень, наверное, очень красив по женским меркам. Ладно, будем считать, что он оказал мне услугу, влюбившись в Эллану. Наверное, он дорого заплатит за это… Прощай, Элл! Будь счастлива и постарайся искалечить не слишком много мужских судеб».
Женька постоял еще несколько минут, любуясь обнаженными телами, потом повернулся к приоткрытой двери и сказал тихим, но внятным шепотом:
– Опусти арбалет, Патиш! Не трону я их…
– Выходи отсюда! – так же шепотом приказал капитан и распахнул дверь.
В его огромном кабинете шептаться смысла не было, но предутренние сумерки к крикам не располагали. Патиш опустился в свое кресло и положил взведенный арбалет на колени:
– Стой, где стоишь, ближе не подходи!
– У этой штуки, – улыбнулся Женька, – сбоку такая щеколда, вроде предохранителя. По-моему, ты забыл…
– Да! – не дослушал его капитан. Он вынул из желоба болт и щелкнул спущенной тетивой. – Какого черта?
– Попрощаться зашел, – пожал плечами парень. – Видно, не бывать тебе моим тестем.
– Проваливай! – кивнул капитан в сторону окна.
– Слушаюсь! – усмехнулся гость и влез грязными босыми ногами на белоснежный мрамор подоконника. – Сделай доброе дело, Патиш: скажи дочери, что я застал ее с другим, обиделся и ушел.
– Она знает, что тебе плевать на ее любовников!
– Конечно, знает, но, может быть, не до конца верит, как и все женщины… Уйти просто так было бы совсем невежливо, а я не хочу обижать ее.
– Проваливай! – повторил капитан и подумал, что на самом деле не испытывает никакой злобы к этому парню. Наоборот, он чувствует, что они с ним… Как бы это сказать? Одной крови, что ли? И поэтому могут быть либо лучшими, надежнейшими друзьями, либо заклятыми врагами. Друзьями им не стать, а врагов у него и так хватает, так что пусть уходит. Только бы дочь не взбрыкнула… Кажется, она уже поняла, что в жизни ей нужен именно он, но еще не научилась отказывать себе в чем-то ради конкретного мужчины. Ничего, перемелется…
Женька спрыгнул на булыжную мостовую, осмотрелся и поднял лицо к предрассветному небу: все! Прощай, Хаатика! Он вновь одинок и свободен! Даже непривычно как-то – ведь чуть не засосало…
Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как бы избавляясь от шлаков недавнего прошлого, и двинулся по улице в сторону темнеющего за домами массива Священной горы. Впрочем, далеко он не ушел: человек, похожий на нищего, сидевший на корточках у стены дома, поднял голову и посмотрел на него.
Женька встал как вкопанный:
– Вар?!! Ты! Здесь?! Ух!..
В их обычае не было ни объятий, ни рукопожатий, ни хлопанья друг друга по плечам. Женька тоже опустился на корточки, и они минут пять молча смотрели друг другу в глаза, смакуя встречу. Потом Вар-ка сказал:
– Ты знаешь, тут недалеко есть один мир. Там сейчас заваривается жуткая буча. Мне кажется, что нам с тобой надо…
