– Ну, ладно-ладно, душу вытрясешь… Случилось чего?
– Мишка пропал.
Петр тут же сел в кровати. Пошевелил плечами, глянул на часы.
– Чего сразу не разбудили?
– Хотели подождать, может, задержался где-то. Придет…
– Придет, – передразнил Петр Фадеевич. – Самойлов точный, как часы. Если сказал – через три часа, значит, через три. Буди всех. Случилось что-то…
В это время Самойлов из-под засыпанной снегом валежины, в корнях которой очень кстати располагалась брошенная медведем берлога, наблюдал за людьми, которые медленно, осторожно, тщательно выбирая место для следующего шага, двигались по лесу.
Поднимать шум, стрелять первым и потому подставляться под пулю Михаил не имел желания. Но и подпускать этих опасных даже на вид людей близко к стенам было нельзя. Получалась крайне паршивая вилка, где как ни крути, а на иголку напорешься.
– Тихо как-то… – прошептал Сергей.
– Тут всегда тихо, – ответил Михалыч. – Не город все-таки…
– Я знаю, что не город. Но все равно как-то тихо. Слишком.
Они торчали на палисаде, укрывшись за частоколом, уже с полчаса.
Сгущались сумерки.
«Еще полчаса, и темень будет непросветная, – с тревогой подумал Сергей и пригляделся к фигуре часового, хорошо видной на фоне еще светлого неба. – Кто это так торчит на башне? С чего бы?»
Не успел он так подумать, как от темного силуэта совершенно бесшумно начали отлетать маленькие темные кусочки. И сама фигура задрожала, наклонилась…
«Да по нему же стреляют!»
– Михалыч! Смотри!
Откуда-то сбоку и чуть снизу от расстреливаемой фигуры с грохотом вырвался сноп пламени! И еще!
Кукла наконец упала, с грохотом обрушилась куда-то вниз, бревном перевалившись через край частокола.
Теперь стреляли уже со всех башен. Редко. Наугад. Никто не видел противника…
Михалыч, закрыв глаза, вслушивался в морозную темноту. Выстрел. Еще. Пауза. Снова выстрел.
И вот он…
Сухой треск выстрела. Другой, не охотничий патрон. Глухой удар пули в бревно. Еще один. Тяжелая, крупная, дозвуковая пуля, застревает в частоколе. И опять этот звук, будто кто-то негромко хлопнул в ладони. И снова пуля. Хлопок. Кто-то пытается подавить стрелка на башне.
Михалыч рывком приподнялся над частоколом. Вскинул ружье. Два выстрела пошли дуплетом. Сергей хотел было высунуться, но получил по лбу ладонью.
– Куда?!
Михалыч выхватил из рук Сергея ружье. Сунул свою разряженную двустволку.
– Заряжай!
Перекатился на несколько метров в сторону. Замер. Вскочил. Один выстрел. Вниз. Перекатился назад. Встретился глазами с Сергеем.
– Что?
– Под стеной…
Он приподнялся, выпустил заряд вниз, каким-то невероятно длинным броском достал перезаряженное ружье у Сергея в руках и снова выстрелил за частокол.
Лег на палисаду.
Замерзшими пальцами Сергей торопливо выдергивал из дымящихся стволов гильзы.
Самойлову удалось замаскировать свой выстрел за грохотом пальбы, которая велась из крепости. Это была удача, особенно, если учесть, что пуля нашла цель. Человек в белом халате дернулся и вытянулся на снегу.
К нему стремительно и бесшумно рванулась белая тень.
Это было плохо, потому что этого бойца Михаил не видел. И если бы тот не дернулся…
По-хорошему, после выстрела надо было с места уходить. Но… но берлога была очень удобной лежкой, а человек, спасающий раненого, был такой удобной мишенью.
Самойлов выстрелил второй раз.
И промахнулся…
Человек-мишень дернулся, обернулся. Что-то крикнул или нет, вторая пуля разбила ему голову.
Самойлов понял, что ждать больше нельзя.
Бежать! Уходить!
Он рванул наверх, расшвыривая лапник, к тайному лазу…
Что-то огромное, грохочущее, сильное подхватило его. Толкнуло вперед. Больно впиваясь множеством горячих когтей в спину.
Где-то в лесу оглушительно жахнуло. Сергей вжал голову в плечи.
– Граната, – прокомментировал Михалыч, пробираясь вдоль частокола. – Давай за мной…
На башне, зажимая окровавленную руку, сидел Егор.
– Подцепили меня, подцепили, ну представляешь?! Подцепили! А как хорошо получалось! Куклу подставил! Сам отстрелялся! А подцепили! Ну, что ты будешь делать, льется и льется… Льется и льется…
– Серега, займись! – приказал Михалыч, толкая Сергею в руки красную коробку аптечки.
Михалыч высовываться не стал, прислушался. Где-то в лесу сухо треснула ветка. Затем что-то с грохотом обрушилось с большой высоты.
– Сработала обманка самойловская! – обрадовался Егор.
– Какая обманка?
– Да он там на одном дереве ловушку смастерил. Высокое, говорит, дерево, если там, мол, засесть, то много чего можно наделать. Он ведь чего так долго пропадал днем, он все там с ветками мудрил. Теперь не дерево, а одна сплошная западня. Мишаня, он ведь знает, что делает, это я вам точно говорю, лучше охотника и нету в наших краях…
Михалыч вдруг вскинулся, перегнулся через бревна и выстрелил вниз. Потом еще.
Сел и сплюнул:
– Не попал.
На противоположной башне дела обстояли хуже. В первые же минуты часовой был убит, и Петр Фадеевич занял его место. Где-то на стене остался Саша-Тихоня, который изредка простреливал лес картечью.
– Как там, Фадеич?
– Хреново, Тихоня. Кожемяку убили!
Саша выругался и выстрелил в лес.
– Ты б патроны-то поберег…
– У меня их, старых, навалом! Едва донес. Я обратно такую тяжесть не поволоку! Дай хоть душу отведу…
– Смотри…
Сашка-Тихоня ответить не успел. Петр Фадеевич только видел, как мелькнуло что-то в воздухе. Успел упасть на доски.
Грохнуло так, что заложило уши. Частично контуженный, он выстрелил в темноту. Упал. Отполз в сторону.
– Ох ты! – Михалыч зажмурился. После вспышки в глазах плавали радужные круги. – Черт! Кто-нибудь что-нибудь видит? Что там?
– Костя вроде бежит… – ответил Сергей.
– Куда бежит?
– Ну туда, к пролому…
– Что, стену пробило? – испугался Михалыч.
– Да нет! – ответил Егор. – Куда ж пробить, тут такой вал земляной? Ты думай, чего говоришь? Палисад разворочало! Эх… Ты…
