— И это ты называешь ударом? — явно копируя кого-то, спросил Тим.
Вдруг вокруг северянина взвился настоящий торнадо, он ударил в потолок, выбивая щебень, закручивая огромные камни в безумной пляске. Взорвались стеклянными брызгами витражи, задрожали стены, закричали люди, пытаясь устоять на месте. Мгновением позже камни впились в стену за спиной Эзема, который был бледнее накрахмаленной простыни. Ветер стих, и мусор осыпался на пол.
— Вот это — удар.
Тим Ройс
— То есть ты выпил тот отвар и стал вроде как сыном Добряку? — уточнила Мия. — Гениально. Как он тебя ловко провел.
— Не думаю, что он меня провел, — недовольно буркнул я. — Просто не счел нужным посвящать во все детали. Хотел, чтобы я сам догадался.
— И ты сделал это весьма вовремя, — хмыкнула девушка.
— Не понял, это ты так проявляешь недовольство?
— Да что ты. Какое недовольство. Заставил девушку мучиться пару дней, потом сорвал ее свадьбу, почти разрушил храм, поругался с отцом девушки, который случайно оказался визирем, потом за закрытыми дверями целый час разговаривал с султаном, заставляя волноваться всех. А потом еще и целую ночь мучил девушку разговорами. Между прочим, на улице холодно, и лежать на земле — это не очень здорово.
Мы лежали на холме, среди цветущего сада. Солнце уже поднималось, и вся ночь ушла на то, чтобы, перебивая друг друга, рассказать то, что не знал, пожалуй, никто. Я впервые в своей жизни рассказал кому-то то самое «все». Вернее, почти все кое-что, одну маленькую деталь, связанную со мной, я не мог рассказать даже ей. Я это не мог рассказать вообще никому, кто когда-либо жил и будет жить. Да никого, впрочем, и не волновала теория переселения душ. Глупости какие.
После свадьбы, если так можно назвать тот спектакль, на костюмы к которому ушли почти все мои деньги, начался настоящий переполох. Помню смутно. Все куда-то бежали, что-то кричали, что-то делали, а меня в сопровождении эскорта вместе с визирем, его семьей и султаном вели во дворец отца Мии. Он был ближе всех. Там мы действительно общались с правителем этой страны за закрытыми дверями. Хотя это скорее он общался, а я только кивал. Если вкратце, султан рассказал, что мне не стоит делать, чтобы не оказаться на дыбе, и что стоит сделать, чтобы он меня не прибил. По сути, моя задача была проста, как никогда, — сидеть мирно и тихо, не высовываться, ждать распоряжений, быть пай-мальчиком и вообще притвориться веником. Скорее всего, такое сказочное радушие было обеспечено тем, что все пребывали в шоке. Как же — глава проклятого рода, по совместительству последний из этого самого рода, оказывается помолвлен с дочерью названого брата султана. Я, кстати, и сам в шоке, что решился на такую авантюру. Вот и делай потом добрые дела, спасай девушек из лап всяких шарханов. Не удивлюсь, если по всем уголкам мира уже собираются группы приключенцев, дабы отправиться в путь и одолеть проснувшееся на востоке зло. Да я бы и сам на себя с мечом пошел, не будь я собой… Да, глупая фраза. Может, стоит найти и осквернить труп Добряка? Или все же поблагодарить его и кинуть монету Харте? Боги, как же все сложно.
— Так ты рада или недовольна? А то смотри, отдам тебе Эзему.
— Ну и отдавай, — фыркнула девушка. — У него хотя бы нет сорока пяти секретов.
— А ты еще и считала? — поперхнулся я.
— Ага, и за каждый ты мне должен.
— Тогда у тебя… — Я задумался, загибая пальцы. — Двадцать шесть секретов, за которые ты мне тоже должна.
— Нет.
— Что — нет?
— Не должна.
— Это еще почему? — возмутился я.
— Потому что я — прекрасная девушка, а ты — наглый варвар. История не знает таких случаев, когда прекрасная девушка была бы должна наглому варвару.
— Убейте меня, — прохрипел я, стучась головой о землю. Лучше было сесть на первый корабль и не затевать всю эту авантюру.
— Да, спасибо, что напомнил. И за спасение жизни ты мне тоже должен.
— Но я тебя тоже спасал!
— Это была твоя работа.
— Я уже просил скорой смерти?
— За ночь или за все время нашего компаньонства?
— За ночь.
— Тридцать три раза.
— Символично.
Мы рассмеялись весело и беззаботно, совсем не так, как раньше. В этом смехе было что-то другое.
— Наверное, я должна спросить, что теперь будет? — вздохнула тори.
— Тогда я бы ответил — будет корабль, — в тон ей вздохнул и я. — И если ты захочешь, он будет и для тебя.
— Хорошо, — кивнула смуглянка.
— И ты даже не спросишь куда? — поинтересовался я.
Девушка взглянула на меня, а потом бросила в меня цветком.
— Не заставляй меня говорить эти слова, — прошипела она.
Я посмотрел в прекрасные глаза и понял, что девушке все равно куда, главным для нее было что-то другое. Думаю, я бы не хотел смотреться в этот момент в зеркало, чтобы не видеть свои глаза. Никогда не любил подобное выражение лица.
— Сегодня вечером на том самом месте, — непроизвольно прошептал я, будто боясь, что эту фразу может кто-нибудь услышать, хоть кто-нибудь, пускай тот же самый ветер. — Будь готова. Возьми только самое необходимое.
— Сегодня, — прошептала Мия. — Вечером.
Ее губы, такие манящие и такие прекрасные, оказались так близко, еще ближе, чем тогда, у костра в пустыне.
— Тим Ройс? — прозвучал голос за спиной.
Всего за мгновение я оказался на ногах, держа ладони на рукоятях сабель. Но на поляне в саду визиря стоял Вестник в своем форменном одеянии.
— Да, — спокойно ответил я, зная, что последует дальше.
— Вам послание. — Вестник протянул мне запечатанное письмо и поспешил удалиться. Оплата за счет отправителя — хоть что-то радует.
— Это от друзей, — произнес я, вдруг понимая, что раньше никогда бы не стал говорить, от кого посылка.
Я вчитывался в текст, написанный ровным, легко узнаваемым почерком.
— Чего они хотят? — спросила смуглянка, вставая напротив.
— Встречи.
— Ты пойдешь?
— Они мои друзья. — Будто это был ответ на вопрос.
— Это опасно?
— Скорее всего.
— Тогда не иди.
— Не могу.
Мы помолчали, девушка внимательно меня разглядывала, а потом притянула к себе и впилась в губы долгим, сладким поцелуем.
— Сегодня вечером, — прошептала она, разрывая поцелуй. — На том самом месте.
— Да. — Я как-то глупо кивнул. Словно китайский болванчик.
— Ступай, — усмехнулась девушка.
Она знала, демоны, она знала, что теперь я не хочу уходить. Но, проверив свои сабли, висевшие на широком шелковом поясе, я развернулся к выходу из сада. Этот уход был куда сложнее и тяжелее того, прошлого, после сражения на «том самом месте». В этот раз с левой стороны не болело, но было все так же тяжело. Эта новая, странная тяжесть в левой части груди порядком удивляла. Удивляла тем, что не вызывала неудобств.
