Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
— Спаси нас Господь, — охает Георгиос Ферентину, и в очереди за кофе он ощущает волну интеллектуального возбуждения и страха из-за понимания, что Вселенная ничего больше не хочет от нас, людей.
— Не спускайте глаз с воронов, — говорит Бескардес. — Вороны определенно наблюдают за нами.
Георгиос знает, что такое вороний суд. Некогда он стоял на месте провинившегося грача. Это случилось в тот год, весной, поздней весной, которая показалась еще более поздней из-за конференции в Москве. Георгиос дрожал и ежился, пока неделю вел семинары по неполной информации, рациональной иррациональности, шаблонному мышлению и финансовым пирамидам — это были модные темы популярной экономики, темы, которые становились пищей для написания книг: в их заглавии после непонятных слов следовало двоеточие и подробнейшее объяснение для чайников. Сославшись на грипп, Георгиос сумел избежать обязательных возлияний до посинения. Он толком не понимал, насколько его доклады на тему психогеографии экономических ландшафтов проникали в похмельные от водки мозги слушателей, но цитаты появлялись в газетах еще полтора года, пока не возникла новая модная теория. Но это была мрачная неделя затянувшейся зимы, и тем удивительнее было, выйдя из мраморного здания аэропорта Ататюрк, обнаружить, что в Стамбуле уже вовсю весна. В воздухе пахло весной, а облака цветов миндаля нежно окутывали минареты и купола огромного комплекса мечети Сюлеймание, усыпальницы и больницы, пока Георгиос Ферентину пересекал парк по дороге на факультет экономики. Записка в ящике для корреспонденции. Собрание на факультете. В два часа.
Георгиос до сих пор помнит ту комнату в деталях. Термос с кофе, банка с порошковым яблочным чаем возле термоса с горячей водой. Тарелка с конфетками и печеньем. За окном цветы. Георгиос до сих пор не забыл, кто где сидел. Огюн Салтук занимал место слева от ректора Эрмине Арина.
Они расспрашивали о поездке в Москву. Как там погодка? Не такая, как у нас. Жаль. А участники? Со всего мира. Хорошо. Качество докладов? Разное. Хорошо. Презентация профессора Ферентину? Хорошо принята. Отлично. Затем ректор Арин взглянул на Огюна Салтука, и Георгиос понял, что все кончилось.
— Профессор Ферентину, ваш вклад в работу факультета экономики на поприще экспериментальной экономики за последние двадцать пять лет… — начал Огюн Салтук.
Георгиос прервал его:
— Вы меня увольняете.
— Это университет Стамбула, мы не увольняем выдающихся ученых, у нас проблемы с финансированием деятельности вашей кафедры.
— Тогда надо увольнять всю кафедру, а не меня, — сказал Георгиос, но он уже полетел вниз, все слова — лишь воздух, ухватиться не за что.
— Вряд ли это справедливо, — возразил ректор Арин. — Сокращения затронули все факультеты.
За столом всего сидело шесть человек, все знакомые и все с каменными лицами. Только Салтуку не хватило благопристойности хотя бы выглядеть пристыженным.
— Когда?
— С нового учебного года, — сухо сообщил Салтук.
— Но должно быть уведомление за полгода.
— Если бы была моя воля, но тут финансовые вопросы.
Георгиос сел, сложив руки на коленях. Напускная храбрость покинула его, две маленьких вспышки неповиновения — максимум, на что его хватило.
— Я… я не знаю, что делать…
— Профессор Ферентину, — сказал ректор Арин, пытаясь положить конец неловкой эмоциональной сцене.
— У меня ничего не будет, я уже немолод, что я буду делать?
— Профессор Ферентину, — начал Салтук елейным голосом. — Думаю, факультет будет считать это ранним выходом на пенсию, а не упразднением кафедры, вы так не думаете, господин ректор?
Все уже решено, подумал Георгиос. Это отрепетированный диалог. Они беспокоятся только, чтобы я не вышел за рамки сценария.
— Но мои аспиранты…
— Я возьму их под свое крыло. Мы ведь работаем в параллельных направлениях.
Георгиос ненавидел тогда Огюна Салтука, ненавидел со всей эллинской силой и страстью за все годы академических трений, за натянутые отношения и плохо скрываемую враждебность — Салтук сразу же открыл свои карты. Каждое крошечное язвительное замечание, придирка, каждый раз, когда ставились под сомнения его способности, авторитет, оригинальность, преданность делу, — были прелюдией к этому грязному перевороту.
— И вот еще что, — добавил Салтук. — У вас есть правительственные разрешения и доступ к секретной информации, боюсь, нам придется пересмотреть этот вопрос.
— Почему бы вам просто не назвать меня греческим предателем, и покончим с этим? — Георгиос пулей вылетел из комнаты.
У него звенело в ушах, пока он несся по пустым коридорам и через четырехугольный двор, больно сжималось в груди. Глупые надежды, пустые фантазии вспыхивали и гасли в мозгу: поездка за границу с лекциями, работа в США, Германии или Британии, создание бестселлера, карьера обласканного журналистами поп-экономиста, номинация на Нобелевскую премию. С таким же успехом можно было пожелать сверхспособностей или надеяться, что Господь снизойдет с тучных роскошных облаков, которые летят над весенним Стамбулом. С ним покончено. Ветер дул и посыпал голову Георгиоса Ферентину цветами миндаля.
С деревьев летели листья, когда экономический факультет университета Стамбула объявил о создании новой кафедры экономической психологии, и первым заведующим стал профессор Огюн Салтук.
Кофейная чашка Георгиоса звенит на блюдце от нахлынувшей ярости. Темная и сильная, долго вызревавшая злость старика. Он должен сделать это сейчас. У него есть возможность, у него есть оружие. Нет, не ради мести. Ради правды. Воздавая за то, во что его превратили, может быть, из тщеславия или по глупости, в изгоя в собственном городе. Когда он вступит в схватку с Огюном Салтуком, то исключительно ради справедливости.
Очередь, получившая свой кофе, разворачивается в обратном направлении и движется в главный зал, откуда открывается мрачный вид на резервуары для газа. Это технический перерыв. Первая сессия затянулась, и Огюн Салтук хочет побыстрее покончить с ней и двинуться дальше. Георгиос подозревает, что его хозяева в МИТ просто не понимают того, что Огюн Салтук им втюхивал. Фатих Дикбас лепечет что-то о макроэкономическом терроризме как геополитическом инструменте, основываясь на опыте российско-европейской газовой дипломатии в первой декаде века. Он ужасный оратор, скучный донельзя. Огюн Салтук волнуется и посматривает на часы. Наконец Дикбас неубедительно замолкает, и через пару секунд Огюн Салтук спрашивает:
— Будут еще какие-то комментарии? Нет?
Рука Георгиоса Ферентину спокойно лежит на столе. Теперь он медленно поднимает ее.
— Я хотел бы кое-что сказать.
— Мы надеялись перейти к следующему пункту программы, — говорит Огюн Салтук, помахивая руками так, словно разматывает моток пряжи — жест детский и покровительственный. — У вас будет возможность высказаться на завтрашней заключительной сессии.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
