характере присутствовала определенная двойственность.
Я могу быть добрым – до самопожертвования, до последней рубашки. Но и злым – до холодной ярости, до последней капли крови врага.
Эти две стороны не борются во мне – они существуют в идеальном балансе. Как две стороны клинка.
– Видишь вон тот туннель... – спокойно начал я, указывая на один из четырёх проходов.
У них была странная структура: никаких вертикальных шахт, только горизонтальные. Туннеля не было ни сверху, ни снизу.
Однако «Всеведущий» подсказал главное:
[Третий туннель: колыбель гоблинов. Внутри спрятано наследие Сцитальцев.]
– Если ты не расскажешь... – я выдержал паузу, смакуя каждое слово, – то я пойду туда... И убью каждого...
Прозвучало слишком пафосно.
Моя угроза была как детская попытка запугать взрослого – наигранная жестокость в голосе выдавала неопытность.
Словно первоклассник, угрожающий старшекласснику разбить нос. Такая агрессия вызывает только улыбку – сто процентов угроз, ноль процентов урона.
– Пойми, у твоего племени ещё есть шанс. Да, старое поколение погибло, но это не конец.
Он молчал, но в глазах появился проблеск интереса. Наконец, процедил сквозь зубы:
– Кто тебе рассказал о колыбели?
– Это не твоё собачье дело, – отрезал я грубо. – Слушай сюда... Мне нужны ответы на вопросы. И всё. Разве это много?
– Я не могу тебе верить.
Внутренне я усмехнулся.
Началась стадия торга – именно то, чего добивался. Да, методы не самые благородные, но цель оправдывает средства. По крайней мере, сейчас.
– У тебя нет выбора, – мой голос звучал холодно. – Всё, что у тебя есть – моё слово аристократа.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как капли ртути.
Зелёный чувствовал себя загнанным в угол: кроме дрянного слова и обещания не убивать, действительно никаких гарантий никто не даст.
Из его рта хлынула ядовитая зелёная пена. В глубинах его золотистых глаз отразилось отчаяние.
В его взгляде пронеслось понимание: «Я умираю, и если есть хоть один процент, что этот гнусный человек сдержит обещание, то это того стоит».
Поэтому он спросил:
– Что ты хочешь узнать?
Так устало, будто каждое слово давалось с трудом.
– Кто твой хозяин?
– Его звали Клейн. Он был... давно моим хозяином. Зелёный – имя, полученное за цвет кожи.
Он поморщился говоря об этом, словно ему оно не нравилось. Однако, как он сам признал, имена не выбирают.
Затем гоблин поведал нечто поразительное: его хозяин Клейн был иномирцем, одним из тех, кого Чернобог забрасывал сюда для своей забавы.
Я не сильно удивился. Такие мысли давно крутились у меня в голове.
– А что это за место?
С одной стороны, это понятно, но с другой... Мне хотелось бы услышать его мысли.
– Эта клетка!
Зелёный сказал о том, как в этом месте сталкиваются разные расы между собой. Что с каждым шагом вглубь от начальной зоны встречаются всё более сильные существа и монстры.
Тут же гоблины нашли относительно безопасный уголок, но это была лишь иллюзия безопасности – здесь не было ничего, кроме камней.
Не жизнь, а выживание, где каждый глоток воды и крошка пищи становились предметом борьбы.
Особенно горько Зелёный говорил о катакомбах – бесконечном лабиринте, где что бы ни ждало внизу или наверху, выхода, казалось, не существовало.
По крайней мере, для него.
Я не удержался и перебил его:
– А кто-то смог покинуть это место?
Вождь медленно кивнул:
– Мой хозяин. Он нашёл способ выбраться из этой ловушки.
– Как он это сделал?
Вождь покачал головой, и его длинные уши слегка качнулись:
– Не знаю. Поверь, будь мне известен путь наружу, меня бы здесь давно не было.
В принципе логично.
– А кто такие Сцитальцы? – решил сменить тему.
Его глаза внезапно сузились, а в голосе появилась настороженность:
– Откуда ты о них знаешь?
Любопытство в его взгляде выдавало понимание – перед ним явно «новичок», очередная игрушка Чернобога в этом подземном мире.
– Знаю... Говори уже!
Вождь помолчал, словно собираясь с мыслями:
– Сцитальцы – древняя раса.
Он обвел раненой рукой указывая на полы и потолок.
– Всё это их наследие. Этот зал – всё построено их руками.
Его голос стал тише, почти шёпотом:
– Сейчас их ещё можно встретить в катакомбах, но они... изменились.
– Как изменились?
– Мёртвые глаза, чёрная как уголь
