Знаете?
– Признаться, Андрей Иванович, не знаю…
– Хорошо мыльцо! Семьдесят пять копеек кусок. Похуже – пятьдесят копеек. Придает мягкость коже. На лицо наводит колер.
– Что вы это, Андрей Иванович, – сказал я, – с каких пор стали таким щеголем?..
Матрена Степановна опять кинула на меня взгляд, которым, кажется, хотела напомнить о лавочнице, но Андрей Иванович уже изменил ход своей капризной мысли.
– Ни к чему все! – сказал он уныло и глубоко задумался, отставив от себя стакан. Несколько минут он смотрел кверху, где ширилась все больше темная туча. Она выглядывала из-за горы еще в то время, когда я подходил к деревне. Теперь мы сидели на горе, а туча тихо, незаметно, но непрерывно развертывалась, как бы стараясь невзначай накрыть нашу беспечную компанию. В воздухе было томительно тихо, как перед грозой.
– Нет… – сказал Андрей Иванович, как будто что-то читая своими тусклыми глазами в ее мглистых очертаниях. – Имею я себе в предмете три счастья… Первое дело: уеду в Петербург!..
– Зачем это?
– Как зачем? Столица, уж именно, что умные люди живут… Ну, ежели и там не выгорит, уйду на китайскую границу…
– Господи! Страсти какие! – искренно ужаснулась Матрена Степановна. – А я-то как?
– А с вами, сказал уже: развод. Плевать и на деньги! Оставайтесь! Трудно это, Галактионыч, развод получить?
– Трудно, Андрей Иванович, почти невозможно.
– А мне наплевать! Я вот уже был в ихнем согласии, – кивнул он головой на Матрену Степановну. – Она ведь у меня по спасову. Теперь в безбрачники пойду. Не женивые не женитеся, а женивые разженитеся. А! Что взяла… Да вот вы и не знали, что я присоединился к старой вере… Что вы думаете?.. Полагал так, что именно благочестье, верогонимые люди…
– Ну и что же? – спросил я, заинтересованный этим не известным мне еще эпизодом из жизни моего приятеля.
– Да что! Ничего! Все то же самое… Спереди блажен муж, а сзади – вскую шаташеся…
– Осуждать грех, – поучительно сказала Матрена Степановна.
– Так! Вот вы как умно рассуждаете, а они Миню-то не осудили? Да еще за чужую вину.
– Нашел за кого заступаться, – сказала Матрена Степановна с искренним презрением к Мине.
– На-шел! – стукнул Андрей Иванович кулаком так, что вздрогнула посуда. – Вот послушайте, Галактионыч, я вам обскажу. Есть тут, например, при моленной старочки. Они так называются – что старочки. Безмужние, значит, векоуши. Ну, а которые еще и вовсе не старые. Вот одна и принеси, значит, младенца…
– А ты, Андрей Иванович, не все бы рассказывал, – сказала Матрена Степановна сурово и с достоинством… – Мало ли греха?.. Не нам судить.
– То-то вот… не вам судить… Судите, небось, Миню! Не-ет, вы погодите. Вот они всполошились все: как? да каким случаем? А дело так обнаруживает, что самый это ихний отец и благодетель… Наставник! Он, значит, и согрешил. На счастье ихнее – Миня под руками. Подавай Миню сюда! Призвали, давай всем обчеством усовещевать. Ты, говорят, беспутный, зачем посягаешь на христовых невест?
– Да ведь он сам признался. Чего же еще!..
– При-и-знался. Вы знаете, какой это человек? Младенец! Попросите его сейчас – скажи, Миня, что ты мать родную зарезал! Он вам сделает полное удовольствие. А как он со мною приятель, то и сказал мне: ни сном, дескать, ни духом… А, собственно, признался по просьбе наставника… Что ж вы думаете: все ведь знают это дело. Сам я слышал, как моя-то ворона с кумушками судачила: ах, дескать, грех какой… свят человек искушен бысть… А собрались и виду не показывают. Стоит Минька посредь избы, а они его долбят – от писания да от писания!.. И еще благодетель-то в первую голову. Потому – начетчик…
– Вы уж обскажите до конца, когда начали, – сказала Матрена Степановна язвительно и тоже переходя на вы.
– И обскажу, – сказал Андрей Иванович, опять стукнув по столу кулаком. Глаза его сверкали злобой, порыв ветра шевельнул давно не стриженные волосы.
– И обскажу. Видите, Галактионыч, я тоже тут был. Как уже был присоединивши и притом с деньгами. Когда просто сапожник был, может, в десять раз лучше – никто тогда внимания не обращал. А стал через старого дурака тысячник, в умные попал. Пожалуйте на совет!.. Сижу, слушаю. Гляжу, Минька стоит остолоп остолопом. А они так уж гнут, чтобы ему на той старке жениться. Видали?.. Ну, тут я не выдержал, признаться, и говорю: «Что вы к парню пристали, когда он тут ни при чем?» «А ежели, – наставник-то говорит, – он ни при чем, так кто же, по-вашему?» Посмотрел я на него, он на меня тоже. «Вы, говорю, не знаете? Ну, я – вот кто!»
– Большой шкандал вышел, – вздохнула Матрена Степановна.
– Верно. А кто виноват?.. Они уж все изладили, чтобы Миньку женить… Да еще что: женить-то, небось, для крепости церковным браком. Это как?
– Да оно, скажем, действительно крепче, – сказала Матрена Степановна.
– А! Крепче! То-то вот: когда на словах, то осуждаете. А понадобится – туда же: крепче. Это есть вера? Нет, вот вера: жги меня! Режь! Вынимай внутренности! А я за свою веру стою!..
На некоторое время водворилось молчание. Туча ширилась все так же коварно и вместе грозно. Одна сторона неба уже потемнела, и под ней все теряло свои живые краски. На другой еще светило солнце. Река все так же пылала внизу, на берегу, точно муравьи, копошились бурлаки и плотовщики, вытаскивавшие лошадьми бревна с реки на берег. Сусальное золото трактирной вывески отсвечивало разлитыми пятнами, а на противоположном бугре, по широкой улице все еще виднелись фигуры досужих судовщиков, переходивших с гостинцами от одной группы разрумяненных девиц к другой.
И мне казалось, может быть, под влиянием обличений моего приятеля и глубокой тоски, которая опять зазвучала в его голосе, что над всем этим видом приволжского села царит какая-то неподвижная, серая, унылая и безжизненная скука… Мы все замолкли. С востока холодными порывами налетал ветер, трепавший концы нашей скатерки…
– А вы все по монастырям? – спросил вдруг Андрей Иванович, останавливая на мне недружелюбный взгляд.
– Как придется, – ответил я. – Теперь, впрочем, я иду на Люнду.
– Чего там не видали?
– Это на святое озеро? – спросила Матрена Степановна, очевидно, лучше осведомленная о предмете моей настоящей экскурсии. – Вот бы, Андрюшенька, и тебе сходить. Ах, хорошо место!.. Вот уж именно, что свято…
Я с удивлением посмотрел на Матрену Степановну, вспоминая ее всегдашнее неудовольствие по поводу наших прежних экскурсий. Времена, очевидно, сильно переменились. Впрочем, по-видимому, бедная женщина рассчитывала на обычное последствие наших путешествий, из которых Андрей Иванович возвращался примиренный и спокойный.
– Какое еще такое святое озеро? – спросил Андрей Иванович, видимо, начиная интересоваться…
Я удовлетворил его любопытство.
В Семеновском уезде, на берегу тихой речки Люнды, падающей в лесистую Ветлугу,
