— Он все еще с ней? — очень тихо спросила она.
— Он посвятил ей жизнь, а этот человек не из тех, кто меняет свои решения. Принцесса боялась, что ее тоже похитят и заставят говорить. В некоторых местах до сих пор применяются пытки… Вавель это знал и немедленно ее увез.
— Куда?
— Я и сам не сразу узнал: сначала они поездили по свету, пока не остановились там, где находятся сейчас. Однако теперь, когда Наполеон женился на эрцгерцогине и она ждет ребенка, им уже нечего бояться, но…
Государственный деятель помедлил мгновение, словно не решаясь продолжать свой рассказ, а потом, уверенный, что он мог положиться на ту, что так испытующе на него смотрела, продолжил:
— Правление Наполеона долго не продлится, я полностью в этом уверен. После него на трон взойдет Людовик XVIII, и именно поэтому вы должны забыть то место, куда я вас отправляю, потому что в этом случае ей как никогда будет угрожать опасность… и как никогда я должен буду следить за ней издалека. Это так же важно для нее, как и для меня.
Последнюю фразу Талейран произнес как будто сам себе, но Лауре удалось уловить ее смысл. Если вернется король, бывшему отенскому епископу, бывшему революционеру, бывшему… — ведь сейчас так оно и было — слуге Наполеона потребуются серьезные гарантии, что его не отправят под суд. В этом случае мадам могла бы стать оружием, которым трудно пренебречь… Для Лауры стало совершенно ясно: сейчас не время торговаться.
— Я все забуду! — пообещала она. — И мои люди забудут тоже…
Он улыбнулся ей, и она обнаружила, что его улыбка может быть даже приятной.
— От вас я иного и не ожидал. Я полагаю, вы раньше никогда не бывали в Германии?
— Нет. Я не путешествовала дальше Швейцарии. Кивнув, он вытащил из ящика стола сафьяновый портфель без гербов и протянул его своей гостье:
— Здесь вы найдете все, что может вам понадобиться: карту и указания, которые нужно будет выучить наизусть и затем сжечь. Никоим образом они не должны попасться на глаза кому-либо, кроме вас. Знайте также, что указания эти обсуждению не подлежат, и не может быть и речи о том, чтобы ослушаться… даже если у вас возникнет такое желание. А желание будет сильным. Даете ли вы мне вновь свое слово?
— У меня нет никаких причин отказать вам в этом.
Тяжелые веки вмиг приподнялись, и на Лауру устремился взгляд сапфировых глаз, только на этот раз он не пронзал стальными искрами, а был довольно мягок:
— Вам придется совершить дальнее путешествие, впрочем, в наилучших условиях, поскольку мы снабдим вас прекрасными паспортами, открывающими доступ к великой герцогине фон Сакс-Менинген, сестре Луизы Прусской[93], которая ни в коей мере не является другом императора, зато находится в хороших отношениях с моей племянницей, графиней Перигорской, урожденной принцессой Курляндской. Знайте также, что паспорта эти единовременны и, возвратившись во Францию, вы должны их мне вернуть. И, наконец, запомните: вам не следует ни приближаться к той особе, ни заговаривать с ней…
— А если она сама заговорит со мной?
— Придется вам ответить, — вздохнул Талейран, — но хочется надеяться, что ей не дадут совершить подобной оплошности. Теперь вам известно все. Только
миг… у вас будет только миг… но вы еще можете отказаться и вернуть мне этот портфель.
— О нет, монсеньор, — возразила Лаура, вставая и прижимая к сердцу драгоценный сафьян. — Я так давно мечтаю об этой встрече. Но только мне хотелось бы, чтобы она не была такой короткой!
— Что именно вы имеете в виду?
— К чему держать ее вдали от родной страны? На землях Бретани кончается западный мир. Дальше — только безбрежный океан и густые леса. У меня в Броселианде есть заново отстроенный дом. Она жила бы там так же уединенно, как и в монастыре.
— Это невозможно! Ваша Бретань — еще и земля бунтовщиков, там сосредоточены целые полчища роялистов! Я не пойду на это! Ее пребывание в Бретани может обернуться гражданской войной и лишить меня головы. Кроме того, ваш прожект не учитывает присутствия в ее жизни того, кто сейчас заботится о ней… с такой нежной преданностью! Так что, мадам, даже не мечтайте! Или немедленно верните это!
Он уже протянул руку к портфелю, но Лаура покрепче прижала его к себе:
— Нет, монсеньор! Я принимаю все ваши условия! И бесконечно благодарна вам…
Согласившись на все требования князя Беневетского, Лаура не подумала об одном: о самой Элизабет. Как только они тронулись в обратный путь, она буквально обрушила на мать целый шквал вопросов: что это за княжеский дом, кто этот важный господин, кто же та красивая, хоть и чуть-чуть полноватая дама, которая так ласково встретила ее и задарила сладостями, задавая какие-то несусветные вопросы? И зачем они туда ходили? И что это за зеленый портфель? И куда они
теперь поедут? И когда возвратятся обратно в Сен-Мало? Так что Лаура, поначалу усердно отвечавшая дочери, стараясь при этом не сказать лишнего, в конце концов попросила, чтобы Элизабет помолчала, и объявила, что едут они в Германию, чтобы увидеться там с одним человеком. Но если Элизабет будет и дальше вести бессмысленные расспросы, то ее с реннской почтовой каретой отошлют обратно в Сен-Мало, и дальше Лаура поедет одна. Что и произвело желаемый эффект: смущенная девочка пообещала в будущем вести себя прилично. На самом деле ей ужасно хотелось посмотреть дальние страны!
На следующий день, стараниями имперской почты, разжившейся лучшими лошадьми и ставшей по праву лучшей в Европе, Лаура с дочерью выехали из Парижа по так хорошо знакомой ей дороге: через Шалон, Сент-Менегульд, Вальми, где она не без трепета снова увидела мельницу, — в Метц, Саарбрюкен и Франкфурт: там в те времена правил герцог Дальберг — друг Талейрана, утвержденный на это место Наполеоном. А затем — прямо в Сакс-Менингенское княжество и в один из его главных городов под названием Хильденбургхаузен. Там они остановились в отеле «Англетер» в ожидании приезда Филиппа Шарра.
Несмотря на плохое состояние большей части дорог, дальнее, за двести лье, путешествие прошло как нельзя лучше. На редкость теплая и живописная осень радовала глаз золотистыми, пунцовыми и коричневыми тонами, а надо всем этим буйством красок вверх, к пастельно-голубому небу с нежным серовато-розовым отливом, тянули свои острые верхушки темно-зеленые ели. Паспорта, выправленные Талейраном, повсюду давали им «зеленую дорогу» — как во Франции, так и на территории сообщества германских государств, именуемых Рейнской конфедерацией[94]. В результате, после шестнадцати дней пути, Жуан в сумерках направил лошадей в ворота гостиницы, расположенной на углу базарной площади. Это был красивый дом с окнами, украшенными барельефами в виде гирлянд, содержащийся в образцовом порядке и совершенно естественно вписывающийся в архитектурный ансамбль этого маленького городка в Тюрингии, чья жизнь вращалась вокруг герцогской резиденции, представлявшей собой роскошное здание в стиле любимого всей Европой XVIII века Версаля с его чудесными садами.
