о себе. Массимо безумно занят переездом, поэтому я каждый вечер готовлю ужин. Мне нравится копошиться на кухне. Приготовление блюд по старинным маминым итальянским рецептам возвращает меня в прошлое, и я вспоминаю семейные ужины с нежностью, а не с горечью.
Я счастливее, чем была за последние годы.
Телефон вибрирует, когда я режу чеснок на кухне. Откладываю нож, чтобы ответить на звонок.
— Mia regina, — произносит Массимо тем глубоким чувственным голосом, который я так люблю, и от которого по моему телу пробегают мурашки.
— Ты уже едешь домой? — спрашиваю я, включив громкую связь, продолжая резать овощи.
— Я опоздаю. Тут кое-что произошло, нужно заскочить в офис адвоката.
— Нет проблем. Я еще не начинала готовить. Напиши мне, когда поедешь.
— Я сегодня говорил, как сильно тебя люблю?
Я улыбаюсь в трубку, как подросток.
— Ты говоришь мне это каждое утро.
На заднем плане слышен приглушенный разговор.
— Фиеро говорит, что я подхалимничаю, и мы превращаемся в одну из тех слащавых влюбленных пар.
У меня вырывается смешок.
— Виновны по всем статьям.
— Мне насрать, — говорит мой муж, когда вокруг него начинают оживленно разговаривать.
— Мне тоже. Ты занят. Иди, любовь моя. Увидимся позже.
Я заканчиваю резать овощи и заворачиваю все в фольгу, убирая в холодильник. Затем наливаю себе большой бокал охлажденного «Сансера». Направляюсь в спальню, чтобы переодеться, когда один из охранников на воротах, окликает меня.
— Извините, что прерываю, донна Греко, но у главных ворот Леонардо Мессина просит впустить его.
Я хмурюсь, недоумевая, почему он заявился сюда без предупреждения.
— Все в порядке, пропусти его, — говорю я, резко поворачиваюсь и направляюсь к входной двери.
Я стою на улице, потягивая вино из бокала, когда он подъезжает на «Линкольне» с тонированными стеклами.
Лео выходит с заднего сиденья и направляется ко мне с серьезным выражением лица.
У меня на затылке встают дыбом волосы, охватывает дурное предчувствие. Я отталкиваюсь от стены и выпрямляюсь.
— В чем дело? — спрашиваю я, когда он подходит ко мне.
Он облизывает губы и прочищает горло.
— Мне нужно, чтобы вы пошли со мной, донна Греко.
За последние месяцы мы провели несколько приятных вечеров с Маццоне, и я еженедельно общаюсь с Нат, Сьеррой и Сереной. В его взгляде нет обычной теплоты, и он обращается ко мне официально, значит, это деловой разговор.
— Зачем? В чем дело?
— «Комиссии» необходимо срочно поговорить с вами.
Не обращая внимания на бешеных бабочек, порхающих у меня в груди, я сохраняю бесстрастное выражение лица и смотрю ему прямо в глаза.
— О чем?
Он неловко переминается с ноги на ногу.
— Я не имею права говорить.
— Это необычно.
— Такова ситуация.
Мы смотрим друг на друга, и у меня по спине пробегает зловещее чувство страха.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Возьму сумочку.
Лео идет за мной в дом, сохраняя молчание, пока я ставлю бокал с вином на кухне и беру свой сотовый и сумочку.
Мы выходим на улицу, где нас уже ждут два солдата из «Комиссии». На моей шее пульсирует вена, а кровь приливает к голове.
Это плохо. Очень плохо. Я предчувствую.
— Мне нужно забрать это, — говорит Лео, выхватывая мобильник у меня из рук, когда я пишу Массимо. Он убирает мой телефон себе в карман и подталкивает меня к машине.
Поездка полна напряжения и абсолютной тишины.
Я держусь прямо и смотрю в окно, наблюдая, как город проносится мимо.
Лео открывает мне дверь после того, как мы паркуемся на подземной стоянке у здания, в котором главенствует «Комиссия». На долю секунды его маска опускается, выдавая беспокойство и растерянность. Мы стоим за машиной, когда он говорит:
— Послушай, ничего личного. Я…
— Все в порядке, Лео. Я понимаю. Ты просто делаешь свою работу, — по правде говоря, то, что он пришел за мной, было проявлением вежливости со стороны Бена. Обычно в таких обстоятельствах за людьми посылают только солдат.
Он кивает, прежде чем взять меня за локоть и проводить к лифту. В тишине мы поднимаемся на самый верх здания. Лео ведет меня в главный конференц-зал, и я сосредотачиваюсь на своем дыхании, когда меня вводят в комнату, где сидят все члены «Комиссии».
Но нет, не все члены. Массимо здесь нет. Я хмуро смотрю на Гейба, который сидит между Лукой Аккарди и самодовольным Роберто Мальтизом.
— Где Массимо и почему ты на его месте? — спрашиваю я, чувствуя, как паника разливается по моим венам при мысли, что с моим мужем что-то случилось.
— Дон Греко будет вызван в надлежащее время, — говорит Беннетт, кивая Лео, который выходит из помещения.
— Я не понимаю. Почему Гейб здесь? Он больше не дон.
Бен пододвигает мне стул, но я стою, отказываясь садиться, пока не выясню, что происходит. У меня есть подозрения, но пока меня не обвинят, я ничего не скажу.
— Произошел конфликт интересов, — холодно отвечает Бен, не выказывая на лице ни намека на эмоции. — В таких ситуациях на помощь приходит предшественник.
Расправив плечи и вздернув подбородок, я окидываю его проницательным взглядом.
— Какой конфликт интересов?
— До нашего сведения дошла информация, подтверждающая, что ты много лет сотрудничала с Братвой и что на самом деле это ты убила дона Салерно, а не русские.
Я не моргаю и не двигаю ни единым мускулом на лице, пока Бен сверлит меня взглядом. Напряжение витает в воздухе, пока я прокручиваю в голове возможные варианты.
— Даже не думай отрицать, — говорит дон Дипьетро, бросая пачку фотографий через стол и сердито глядя на меня. — Ты обманула меня. Ты обманула всех нас.
Я опускаю взгляд на фотографии, которые определяют мою судьбу. Это снимки, на которых я в последний раз встречаюсь с Антоном на пустой парковке. Видимо, там все-таки была камера. Беру другую фотографию, радуясь, что у меня не дрожат пальцы, и смотрю на снимок, на котором я выхожу из склада после убийства Салерно. Я вся в крови. На следующей фотографии Ренцо и один из моих людей выносят мешок для трупов со стороны склада. Фотографии сделаны с помощью длиннофокусного объектива, значит, кто-то шпионил за нами.
Чертов Антон. Он передвинул последнюю фигуру на доске, прежде чем вернуться в Москву и встретить свою смерть. Должно быть, у него были люди, которые следили за Ренцо уже давно. Он никогда не верил, что Ренцо предаст меня. Он с самого начала знал, на что идет.
«Молодец, придурок», — молча признаю я.
Аккуратно кладу фотографии на стол и поворачиваюсь лицом к Бену. Нет смысла пытаться опровергнуть это. Я не смогу отбелиться. Знала, чем рискую,
