— Не надо вам заходить так далеко! От вас требуется короткое и ясное — «да, признаю свою вину» или «нет».
В зале наступило гробовое молчание.
Холодящая тишина зала вызвала у Полякова такое тягостное чувство, будто он снова находится в темной одиночной камере. В этот момент кто-то так громко кашлянул, что он вздрогнул и вернулся к реальной действительности.
— Я, конечно, понимаю, что мое заключительное слово не будет иметь никакого значения, и потому я заявляю суду, что ни о чем я не жалею. И если бы пришлось мне начать жизнь снова, то я поступил бы точно так же и повторил бы все, что делал до своего ареста. Я сознательно шел на измену Родине и потому нисколько не раскаиваюсь, но вину свою я признаю. У меня все.
Бушуев перевел взгляд на обвинителя — Главного военного прокурора генерал-лейтенанта Попова.
— Пожалуйста, Борис Сергеевич, вам слово.
Поляков не сводил глаз с обвинителя, прекрасно понимая, что от решения Главного военного прокурора во многом будет зависеть его судьба. Генерал Попов встал, посмотрел на обвиняемого и начал негромко говорить:
— Подсудимый Поляков дискредитировал Советскую страну перед лицом всего мира. В годы войны советские люди шли на пытки и смерть, но не становились предателями, не изменяли Родине и не выдавали противнику своих товарищей. Расследование шпионской деятельности подсудимого Полякова и свидетельские показания на суде дают основания считать его вину доказанной в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» статьи шестьдесят четыре Уголовного кодекса Российской Федерации, и применить к нему высшую меру наказания…
Услышав эти слова, Поляков мгновенно потерял способность мыслить здраво. И хотя он предчувствовал, что будет приговорен к высшей мере наказания, однако в глубине души все же надеялся на, возможно, смягчающие обстоятельства и на сохранение жизни. Контролируя свое поведение и эмоции, он с болью, которую не мог скрыть, встал, когда председатель Военной коллегии Верховного суда СССР Бушуев начал выразительно оглашать текст приговора:
— Именем Союза Советских Социалистических Республик Поляков Дмитрий Федорович за измену Родине в форме шпионажа и умышленных действий из враждебных побуждений в ущерб государственной безопасности и обороноспособности СССР приговаривается Верховным судом к высшей мере наказания — расстрелу… Судебное заседание закончено.
Главный военный прокурор бросил взгляд на подсудимого: тот в этот момент протянул руку за стаканом воды. Когда он брал его, то рука так дрожала, что часть воды расплескалась. Едва успел он выпить ее, как тут же на него были надеты наручники и конвойные из Лефортовского следственного изолятора КГБ повели его к выходу из зала судебного заседания. Неожиданно он услышал за спиной знакомый голос адвоката:
— Завтра я подъеду в изолятор, и мы поговорим о подготовке прошения в Президиум Верховного Совета, чтобы вас помиловали как участника Великой Отечественной войны.
Поляков обернулся к адвокату, угрюмо посмотрел на него и безразлично бросил:
— Делайте что хотите!
На другой день при встрече с адвокатом приговоренный к расстрелу Поляков был уже совсем другим: собранным и уверенным в себе.
— К чему теперь все это? — заговорил он в солидном, даже строгом тоне. — Я не питаю никаких иллюзий о помиловании! Это во-первых. А во-вторых, зачем лично вам давать повод для возможно нежелательных последствий со стороны органов госбезопасности?
— За меня не беспокойтесь, мое конституционное право — защищать подсудимого. Это во-первых. А во-вторых, вы, очевидно, не знаете, что защитник всегда оказывается умнее обвинителя.
Поляков, кивнув головой, сказал в ответ:
— Что касается меня, то я уверен, мы не достигнем цели. Вы же знаете, что даже более мелких изменников Родины в нашей стране всегда расстреливали, а тут… Нет, этот номер с помилованием не пройдет. Я загубил себя сам, и все участники судебного процесса в этом убедились. Вы же слышали, что я говорил вчера?..
— Что? — на вопрос ответил вопросом адвокат.
— Что я сознательно пошел на измену Родине. После такого признания мне никакого помилования уже не будет. Да и что даст сохранение жизни? Я уже отвергнут всеми… Даже сыновьями и внуками!.. Ну зачем мне нужна такая жизнь?! Нет, избавьте меня от этого!
Адвокат не знал что сказать. Несколько секунд он молча смотрел на осужденного, потом заговорил:
— Меня обижает ваше нежелание действовать совместными усилиями. В конце концов вы же продлите себе жизнь до принятия решения высшим руководством страны. А это, считай, два, а то и три месяца пройдет.
— Давайте не будем об этом больше! — негнущимся, твердым голосом ответил адвокату Поляков. — Подумайте сами, зачем мне подвергать себя мучительному ожиданию расстрела еще два или три месяца, заведомо зная, что все равно окажусь в братской могиле, о которой я однажды сказал в Индии своему оператору из ЦРУ.
— А я уверен, что могу быть вам полезен, — настаивал адвокат.
И все же под воздействием адвоката осужденный генерал-разведчик ухватился за соломинку — написал прошение о помиловании. Ровно три месяца, как и предполагал адвокат, он ожидал решения Президиума Верховного Совета СССР в камере-одиночке следственного изолятора КГБ. О чем только не передумал в те дни Поляков, находясь в полной изоляции: и о предстоящей лютой казни, и о щемящей надежде остаться в живых, и о позорном будущем своей семьи — детей и жены, от встречи с которыми он во второй раз отказался по окончания следствия.
Сам факт предательства Родины на таком высоком уровне, как генерал-майор Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, был тогда настолько ошеломляющим, что после оглашения приговора некоторых начальников и старших офицеров ГРУ отправили в отставку или понизили в должности за допущенную халатность и излишнюю болтливость. А о приведении в исполнение приговора Военной коллегии Верховного Суда СССР в отношении самого опасного американского шпиона XX века газета «Правда» официально сообщила только через два года — в 1990-м.
Глава 9
Иудин грех. Вместо послесловия
И много Понтийских Пилатов,
И много лукавых Иуд
Отчизну свою распинают,
Христа своего предают.
Алексей Толстой
Предательство старо как мир. Оно идет еще от Иуды Искариотского, о котором сказано, что он был одним из двенадцати святых апостолов — учеников Иисуса Христа. И вот этот ученик, придя к первосвященникам, сказал: «Что вы хотите дать мне, и я предам вам Его». Они не сделали ему никакого предложения. Им тогда и в голову не приходило, что один из учеников Христовых может оказаться предателем. Иуде не в чем было обвинять своего Учителя, ему нужны были только деньги. Только сребролюбие сделало его предателем. В самом слове «предательство» была сосредоточена квинтэссенция большого греха. О том, что всякий грех, и прежде всего сребролюбие, зависть и честолюбие, — это то, из-за чего и был предан на смерть Иисус Христос. И это то, из-за чего до сих пор еще предают.
