гудки, Красавчик вытащил из кармана телефон и сказал: «Алло!»
*****
В пятнадцать часов пятнадцать минут (удача при мне) мой второй телефон осветился звонком от Мсти. Он прибыл на вокзал. Я продиктовал ему свой домашний адрес и проинструктировал по поводу передачи паспорта курьеру из Йошкар-Олы. Позвонил маме, чтобы она впустила Мстислава в мою комнату. В восемнадцать часов ровно я вышел из здания суда. В этот же самый момент Мсти передал паспорт курьеру из соседнего региона (я их свёл посредством телефонной связи) в районе двух детских садов, примерно в том месте, где мы беседовали с Региной Петровной, сидя в её машине. Мне предстояло узнать почём фунт пробок, прежде чем я увижу во плоти своего брата. Через пятьдесят пять минут я вошёл в дверь квартиры и увидел Мсти и маму на кухне, они разговаривали и пили чай. Мсти показывал маме на телефоне какие-то фотографии. Мы обнялись с братом. Я умылся и переоделся. Дела были вроде бы сделаны, поэтому мы решили выехать в город.
*****
Первым делом мы отправились в торговый центр, где я купил Мсти обещанный «яблочный» продукт. Сидя в ресторанном дворике и обмывая покупку, я также оплатил Мсти все накладные расходы, связанные со спонтанной поездкой. Осталось компенсировать моральный вред, а для этого у меня имелся первоклассный (как его обозвал Шамиль) гашиш. Я набрал номер Маши, — к счастью она согласилась нас принять, правда, только после двадцати двух ноль-ноль. У нас была уйма времени, а именно час и двадцать минут, и мы сидели и болтали о том о сём.
— Билет обратно взял? — задал я последний на сегодня касающейся дела вопрос.
— Да, завтра в два дня.
— Сам поедешь на вокзал, я должен быть на работе, — предупредил я Мсти.
Мсти изрядно нагрузился пивом в ресторанном дворике, но по его виду этого нельзя было сказать. Мы с Мсти сильно пили только однажды, и меня ещё в тот первый раз удивила способность Мсти держать себя в руках и вообще никак не выдавать своё сильнейшее опьянение. Я сам уже бормотал всякий бред, когда как Мсти рассуждал как трезвый и умный. И сейчас, после четвёртой пол-литра, мой пятнадцатилетний брат был как будто трезв. Надо сказать, что в свои пятнадцать лет, Мсти выглядел не намного младше меня. Поэтому, хоть покупка и употребление алкоголя с несовершеннолетним лицом и является преступлением, всё равно никто на это не обратит внимание.
— Ты ведь не накушаешься до положения риз?! Не опозоришь меня перед моим другом Машей?! — деланно строго спросил я у брата.
— Текет изи, мэн, я из Питера, — я в любом состоянии культурнее, чем вы.
Мстислав ковырялся в I-pad’е, подключившись к местному Wi-Fi, и балагурил. Про паспорт ни о чём не спрашивал, наверное, ждал, что я сам расскажу, но я не касался этой темы. Об отце мы тоже не разговаривали, но можно представить, что проницательный папик догадывается о том, что один из его сыновей влип по самые кисточки ушей.
— Ну, всё, рванули, к Мусе, — сказал я. — Давай мне бит, чувак, мы сегодня празднуем!
Мы заглянули в алкогольные ряды и купили бутылку текилы, а также лаймы и замороженную пиццу. На парковке торгового центра Мсти заметил, что передний бампер моей новой машины разбит.
— У тебя и на старой машине точно так же было! — сказал он.
— Ага, это рок!
— Этот бампер тоже от мороза треснул? Ха-ха!
— Ага! Ох уж эти знаменитые казанские августовские морозы! — со смехом сказал я.
Мы сели и пристегнулись. Мсти был воодушевлён.
— Дай-ка своё «яблоко», — я наберу Эн, — поздороваюсь, — сказал Мсти.
Я дал трубку.
— Какой код? — спросил Мсти.
— Двенадцать ноль восемь.
Мсти сосредоточился на звуках в трубке.
— Алло! Да, это я. Ну что? Теперь ты согласна заняться сексом?
Я совершил бросок к своему телефону, но Мсти удалось увернуться.
— Какого чёрта ты делаешь, козёл, — зашипел я.
— Держи, — кинул мне в руки трубку Мсти. — Я пошутил.
— Ах ты, негодяй! — выдохнул я с облегчением. — Я ж поверил.
Мсти предложил:
— Включи что-нибудь заводное, типа: «Моя Москва — здесь решают вопросы…»
— Я знаю круче: «Моя Казань — здесь решаются споры, моя Казань — здесь чак-чака горы!.. Йоу!..» Нет! Врубаю классику! — я покрутил свой старенький I-pod и отыскал, что хотел.
Машина наполнилась чудесными звуками нашей с Мсти любимой питерской группы:
«Тема, тема — это реальная тема.
Меня поддостала вся ваша система.
Какой-то мрак всё разложено по полкам.
Бороться с этим0 бесполезно, нету толка».
Мы синхронно поводили головами в такт музыке.
«Можно выть волком, да и то не долго,
Я почти один, а паразитов вон сколько.
Всё так гладко, что становится гадко,
Правда, слова — анархия мать порядка».
— Е-ху! Чувак, давно не слушал «Кирпичей», — перекрикнул магнитофон Мсти.
«У тебя всё так мило, всё так благополучно
Иди ты на… мне с тобой скучно.
Тебе здесь не место, мне с тобой тесно,
Мы не вместе — это песня про тесто».
К куплету:
«Меня не подомнёт ваша сраная машина.
Я живу жизнью простого гражданина.
Моя жизнь проста и иногда скучна,
Во всяческих трудах протекает она»,
— мы подъехали к дому Муси.
— Сейчас познакомишься с моим другом Машей, — сказал я.
— Ага, а Маша познакомиться с твоим братом Мстиславом, — сказал Мсти.
— Ты прям экстрасенс!
*****
Обстановка с первых секунд стала замечательная. После первой плюшки я так воодушевился, что начал отличать ремесло от искусства. Мы ходили гоголями вокруг Маши, я — Николаем Васильевичем, Мсти — птицей. Орали, пели, матерились, смеялись, слушали музыку, катались по полу. Подключились новой игрушкой Мсти к Машиному Wi-Fi и смеялись над картинками со страницы в контакте Мсти. Я, будучи обкуренным до полусмерти, подавился воздухом, а Мсти, обкуренный до полужизни, едва не реинкарнировался в кофемолку. Маша с высоты своего нарко-опыта, снисходительно смотрела на нас и на себя (!) с высоты мотылька, порхая вокруг люстры. В какой-то момент я изобразил из себя строгого человека, взял из рук Мсти планшет, поковырялся в нём и изрёк: «Надеюсь, молодой человек, вы будете использовать эту электронно-вычислительную машину для самообразования. Вот смотрите: это — клитор», — с этими сломами я развернул планшет к зрителям. Мсти так смеялся, что его едва не вырвало.
Спустя какое-то время. Последние пять минут мы беседовали о птицах, в частности о моих «попках».
— Я же не Николай Дроздов, и не Дрозд Николаев; я действительно не знаю, что у них на уме, — резюмировал
