в состав одной из союзных республик (опять лжица, опять подляночка – не так ведь обратились, не так звучала просьба). Вчера на заседании Президиума Верховного Совета СССР просьба эта была в принципе удовлетворена. Теперь она подлежит утверждению на очередной сессии Верховного Совета.
В ознаменование воссоединения народов Восточного Средиземноморья с нашим великим социалистическим содружеством Комитет физкультуры и спорта при Совете Министров СССР совместно с Министерством обороны СССР и ДОСААФ решили провести в секторе Черного моря военно-спортивный праздник под общим названием «Весна». Проведение праздника назначено на (вчерашнее число мая)… Репортажи о ходе праздника будут периодически транслироваться по второй программе Центрального телевидения.
– Достаточно, – сказал со своего экрана Чернок. – Выключайте.
Члены совета увидели, как дежурный офицер протянул Черноку радиограмму. Полковник снова улыбнулся, на этот раз слегка саркастически.
– Американцы любезно сообщают, что из Одессы к нашим берегам вышла эскадра во главе с авианосцем «Киев», а из Новороссийска эскадра во главе с авианосцем «Минск»…
– Наши данные подтверждаются, – вставил невозмутимый Востоков.
– Пока, ребята, – сказал Чернок. – Я поднимаюсь на вертолете. Насколько понимаю, я уже не командующий. Позволю себе просто удовлетворить любопытство. Мне интересно, как это у них поставлено.
Видеофон погас, и почти в тот же миг все увидели приближающийся к башне «Курьера» большой зеленый вертолет с советскими опознавательными знаками. Он завис в непосредственной близости от стеклянных стен лучниковского шалаша. В открытых его дверях столпились, внимательно вглядываясь в рефлектирующие стекла, десантники.
– Это по нашу душу, Востоков? – спросил Лучников осваговца.
Тот молчал.
– Где Сергеев? Когда нас должны взять? – спросил Лучников.
Востоков молчал.
На вертолете зажегся мощный прожектор. Через мгновение луч его уперся в наконечник башни «Курьера» и ослепил всех. Несколько мгновений они чувствовали себя козявками под микроскопом, как вдруг сверху донеслась автоматная очередь, и все увидели на одном из уровней «вигвама» Кристину Парслей с оружием в руках. Вертолет немедленно погасил огни и стал удаляться.
– Вы что же, Андрей, собираетесь защищаться? – с кривой улыбкой спросил Востоков. – Наподобие Сальвадора Альенде?
– Брось оружие! – злобно крикнул Лучников Кристине. Та немедленно выполнила приказ. – Как ты смела стрелять?
Она села на пол и уткнула голову в колени.
– Что же прикажете делать? – спросил всех Сабашников. Его нельзя было узнать, трудно было предположить, что он и в этот момент играет. – Как дубчековской компании сидеть и ждать особистов?
Наступила долгая пауза, которую в конце концов прервал Лучников.
– Петяша прав, – сказал он. – Пусть хоть потрудятся товарищи. Пусть поищут. А мы пока покатаемся по своей земле на прощанье.
Все молча встали. Через несколько минут из подземного гаража «Курьера» без особой спешки, с сохранением полного достоинства стали разъезжаться машины одноклассников – «руссо-балт» Мешкова, «БМВ» Беклемишева, «мерседес» Фофанова, «ягуар» Сабашникова, машины Нулина, Каретникова, Деникина… и, наконец, знаменитый «Питер-турбо» лидера национальной идеи Лучникова.
– В следующий раз встретимся, должно быть, в Потьме на стекольном заводе, – сказал на прощанье Сабаша и тут уж все-таки не удержался, изобразил «декабриста», а потом, чуть не заплакав, рассмеялся. – Странная связь со стеклом…
С каждой минутой становилось светлее, и в тот момент, когда в небе появилось созвездие целого вертолетного соединения, задержавшийся Востоков заметил приближающуюся фигуру полковника Сергеева. На этот раз тот был в своей полной форме, которая, надо сказать, выглядела на нем довольно дико.
– Разъехались? – еще издали и негромко спросил он Востокова.
Звук приближающихся вертолетов был пока еще подобен жужжанию шмелей, и потому негромкий голос Сергеева прозвучал гулко и отчетливо на площади, выложенной цветной плиткой, с кинетической и в этот утренний час едва колышащейся скульптурой.
Востоков сидел как раз у подножия этой скульптуры, олицетворяющей, по мысли ее творца, «Стойкость хрупкого». Закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, он смотрел на приближающегося Сергеева. «Любопытно, сам он меня застрелит или прикажет вертолетной сволочи», – думал он. Сергеев подошел вплотную.
– Почему не задержали? У вас ведь был приказ. – В голосе Сергеева тоже слышалось нескрываемое любопытство, и Востоков подумал, что это свойство не покидает людей их профессии, пожалуй, даже в самые критические минуты.
– Как думаете, почему? – надменно спросил он Сергеева. – Не догадываетесь?
– Молодец, Востоков, – вдруг сказал московский полковник, сделал было движение, чтобы хлопнуть коллегу по плечу, но почему-то не решился. – Я в тебе не ошибся, Востоков. Бери-ка свою тачку и испаряйся, пока не поздно. Лучший выход для тебя – испариться.
– Даже если бы я и выполнил приказ? – Вновь Востоков дал волю своему неистребимому любопытству.
– В этом случае – тем более, – сказал Сергеев.
– Яки, – сказал полковник Востоков. – Я тоже в вас не ошибся, Сергеев.
За несколько минут до того, как из вертолета посыпались отборные молодчики спецгруппы ГБ, темно-вишневый «фольксваген» Востокова успел завернуть за угол «Курьера», а потом нырнул в ближайший тоннельчик Подземного узла.
Дока по таким делам, офицер-азербайджанец был основательно разочарован – чехословацкий вариант, когда он, азербайджанец, построил все правительство вдоль стенки с поднятыми руками, сорвался; здесь, в Симферополе, товарищи оказались не столь сознательные.
На больших высотах небоскребов вдоль бульвара 20 января с первыми лучами солнца появились красные и трехцветные флаги. Чем выше поднималось солнце, тем гуще становилась толпа на широченных тротуарах главного бульвара Симфи. На несколько часов раньше обычного открылись все кафе и бары-эспрессо. Царило радостное возбуждение. Молодежь развешивала по ветвям платанов лозунги типа: «Привет, Москва!», «Советский Остров приветствует советский материк!», «Крым + Кремль = Любовь!» и самый оригинальный: «Пусть вечно цветет нерушимая дружба народов СССР!» Автомобильные реки еле-еле текли в обоих направлениях вдоль бульвара. Полиция сбилась с ног, стараясь очистить главную улицу столицы для церемониального прохода частей родной Советской армии. До восьми утра, однако, в центре не было видно ни одного советского солдата. Огромные экраны в барах и транзисторные телевизоры в руках публики показывают репортажи Ти-Ви-Мига из различных пунктов побережья. Ти-Ви-Миг на сей раз почему-то оказался далеко не в лучшем своем качестве; передачи были сбивчивые, внезапно прерывались, но и по ним можно было судить о грандиозных масштабах военно-спортивного праздника. Все-таки, видимо, развязные телемолодчики раздражали скромных советских парней, лица скромняг мрачнели при приближении машин Ти-Ви-Мига, и передачи почему-то прекращались. Московский канал между тем передавал вчерашний выпуск программы «Время», материалы о ходе весенних посевных работ, выступление временного поверенного Республики Мозамбик в связи с национальным праздником, вручение наград ветеранам угольной промышленности… Публика на Январском бульваре начала пить шампанское, настроение все повышалось: ничего, ничего, скоро все наладится, к черту телевидение, сами скоро все увидим своими глазами, вы слышали, говорят, к вечеру прилетит Брежнев.
Вдруг в начале бульвара жутко взвыли сирены, и невероятно мощный и явно советский голос стал повторять
