Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Иные парус напрягали, иные тихо умирали.
Лишь я заброшенный пловец...
Лишь я загадочный певец...
Лишь я законченный подлец...
Откуда-то снаружи раздался свист. Я подошел к окну, отодвинул штору.
Внизу, совершенно мокрый, настолько мокрый, что даже не прятался от потоков дождя, стоял Жора. Увидев зыбкое мое изображение сквозь стену дождя, он махнул рукой. Я спустился вниз, открыл дверь.
Он прошел по номеру, оставляя за собой мокрые туфли, плащ, какую-то бесформенную кепку.
– Прекрасная погода, не правда ли? – спросил я.
– Нормальная, – кивнул Жора. —
Запретите мне пить – своей силой воловьей,
Все запреты нарушив, я достану питья.
Запретите любить – и наполнит любовью
Мою тихую душу парадокс бытия.
– Наливай, – сказал я.
В шутку сказал, чтобы не молчать, чтобы показать, что и я жив, что и во мне еще теплится огонек. Но Жора все понял правильно – порывшись в мокрой своей одежонке, он вынул бутылку мадеры. Видимо, она долго мокла под дождем, поскольку этикетка сползла и теперь косо торчала, прилипнув к донышку бутылки.
Мы молча чокнулись гранеными стаканами.
– Жанну видел, – сказал он.
– Живая?
– Не понравилась она мне на этот раз.
– Сошел загар?
– Загар держится, хотя и потускнел... Меня не узнала.
– Может, не увидела?
– Увидела.
– В таком виде и я бы не узнал.
– Я был гораздо суше.
– Где?
– В Феодосии. Недалеко от галереи Айвазовского. Там рядом почта и переговорный пункт. С кем-то общалась.
– По телефону?
– Да, – Жора опять разлил по стаканам вино. – По междугороднему. Там в окошке работает знакомая женщина... Она хорошо ко мне относится. Откровенно говоря, она всегда ко мне относилась... с пониманием. Я спросил у нее – куда звонила эта юная красавица... И женщина мне сказала... Не лукавя, не таясь. Она всегда со мной вела... И на этот раз тоже.
– Ну? – не выдержал я.
– Ганновер. Север Германии.
– Слышал, – сказал я.
Я мог бы еще много чего сказать, поскольку мне много чего открылось, едва я услышал это короткое слово «Ганновер». Но Жоре мои соображения были совершенно ни к чему. Мне вдруг стало неоспоримо ясно – пора сматываться.
И лучше сегодня, нежели завтра.
И лучше до обеда, чем после.
– Кстати, не дозвонилась. В Ганновере к телефону никто не подошел. Тебе все это ни о чем не говорит?
– Говорит.
– Значит, я не зря приволокся в такую рань?
– Не зря.
Когда звучит призыв «Налей!»,
То, утверждать я не устану,
Мне блеск граненого стакана
Милей всех кубков королей!
Сольемся, друг, ведь мы с тобой,
Пожалуй, братья – два сосуда!
И радостно живем, покуда
Полно в нас жидкости хмельной!
– Жора... Ты слышал когда-нибудь имя великого поэта древности – Омара Хайяма?
– Доводилось, – настороженно проговорил Жора.
– Так вот, этот Омар в подметки тебе не годится. Слабак!
– Да? – произнес Жора озадаченно. – Тогда я пошел за мадерой.
И, сунув ноги в мокрые свои туфли, на дне которых еще плескалась дождевая коктебельская вода, набросив на плечи черное пальто со стекающими струйками воды, Жора вышел из номера. Подойдя к окну, я увидел, как, ссутулившись под дождем, он частой походкой заторопился к киоску, едва ли не к единственному киоску, который не закрылся на этом диком, кошмарном по своей безысходности, безлюдном побережье.
Вернувшись из больницы, Выговский застал свою контору в явном запустении. Машин на стоянке почти не было, не видел он и охранника у подъезда. Скользнул взглядом по окнам – шторы задернуты даже в тех комнатах, где задергивать их не было никакой надобности. Об убийстве Курьянова он узнал еще в больнице, телевизионщики доложили ему об этом событии во всех подробностях – и дырку во лбу показали, и в какой позе застали, показали, как всплескивали руками и причитали его последние собутыльники, мгновенно протрезвевшие и даже, кажется, радостно возбужденные. Они никак не ожидали, что в этот день случится такое крутое развлечение. Как же – их мнением интересовались, у них спрашивали, просили поделиться впечатлениями, предположениями, догадками.
– Не было врагов у Анатолия Анатольевича, не было! – твердили они в один голос. – И не могло быть врагов у человека столь порядочного, самоотверженного в работе и неподкупного.
Говорили и сами не верили себе же, поскольку понимали лукавыми своими мозгами, что неподкупность тоже достаточно уважительная причина для подобной разборки.
Выговский медленно поднялся на второй этаж. С кем-то здоровался, кому-то что-то отвечал, благодарил за какие-то поздравления. Он и сам не знал – с чем его можно поздравлять.
Разве что с тем, что остался жив.
Секретарша вскочила при его появлении, почему-то прижала руки к бокам, будто всю жизнь в армии прослужила, уставилась на Выговского с откровенным испугом.
– Я вас приветствую, – сказал Выговский. – Прекрасная погода, не правда ли?
– Да, Игорь Евгеньевич... Представляете, с утра шел дождь, а потом такое солнце выглянуло, такое солнце...
– Круглое?
– Да, – кивнула секретарша в полнейшей растерянности. – Совершенно круглое. Будто кто-то циркулем нарисовал, представляете?
– Представляю, – кивнул Выговский. – У нас в живых кто-нибудь остался, кроме меня?
– Не знаю... Вроде как больше ничего подобного не было.
– Здора похоронили?
– Да, все очень удачно получилось.
– Удачно? – переспросил Выговский. – Ну ладно... Пригласите ко мне Мандрыку.
И он вошел в кабинет.
А когда с трудом уселся в свое кресло и через некоторое время поднял голову на шорох, увидел в дверях секретаршу.
– Игорь Евгеньевич...
– Неужели опять что-то случилось?
– Это... Мандрыка... Отсутствует.
– Еще не подошел?
– Его уже неделю нет.
– В каком смысле? Убили?
– Не знаю... Нет, и все.
– Так... Кто же остался?
– Усошин звонил вчера... Интересовался. Я сказала, что сегодня вы будете. Обещал позвонить.
– Хорошо ему там, за колючей проволокой, – усмехнулся Выговский. – А этот... Мандрыка... Что, ни милочки, ни записочки? Ни звоночка, ни весточки?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
