были появиться во дворце не менее трех раз, но мне не об этом было неизвестно. Не сообщали советники или их просто не было. Тем не менее, мужчина видел и гонцов от Врат, и посыльных из столицы. По чьему приказу они скакали? Какие слова везли?
А меж тем на границе с Хоннитом разгоралась война. Оттого уже две недели не проходило тут ни одного торговца, а пастухи, гнавшие скот, говорили, что горные племена ушли на ту сторону за поживой.
От Камней до Врат мы спешили, как могли, но все равно опоздали. Шел уже четвертый или пятый день нашего бегства из дворца, и горная цепь серой неприступной стеной растянулась вдоль всего горизонта. К вечеру мы надеялись достигнуть моста, а потому решили выйти с рассветом. Шел уже третий час пути, когда на дороге показался верховой гонец. Наверное, он пронесся бы мимо, оставив после себя только клубы едкой красноватой пыли, не будь у нас лошадей. Одетый в легкий кожаный доспех и военный плащ воин сбавил темп и поднял руку, веля нам остановиться. Гаруул вопросительно взглянул на меня. Дождавшись одобрительного кивка, он передал поводья моей лошади Асхату и пошел навстречу посыльному.
Вестовой приосанился и, попытавшись напустить в голос как можно больше важности, произнес:
– Срочный посланник и голос владыки Кареша приказывает тебе, человек, отдать мне одну из своих кляч! Мою лошадь доставишь к Вратам и передашь командиру сотни Ранею. Ты все понял?
Коренастый Гаруул спрятал свою ехидную улыбку в кудрявой черной бороде, слишком медленно и картинно поклонился и, ловко схватив скакуна нахала под уздцы, громко произнес:
– Как тут не понять? Ясное дело, птица ты важная, спешишь очень, но так уж судьба сложилась, что свои вести ты сейчас расскажешь нам.
Молодой человек встрепенулся и попытался выхватить клинок, чтобы зарубить наглого мужика, но мой самиритский шпион и тут был быстрее. Лезвие меча поднырнуло под нижний край кожаного нагрудника, заставив посланца замереть.
– Ты не спеши, воин! – охладил его пыл Гаруул, не давая гонцу спешиться. – Поговори с моей госпожой, а там уж возмущайся.
Убедившись, что юнец не натворит глупостей, он убрал клинок, а я скинула с головы скрывавшую волосы накидку и достала одну из личных печатей. Асмат подвел мою лошадь почти вплотную к посланцу.
Молодой воин, и без того после общения с Гаруулом смахивавший на всклокоченного воробья, округлил глаза. Не узнать старшую царевну Кареша было сложно. Словно не веря своим глазам, он вопросительно покосился на державшего его лошадь самирита, и тот, усмехнувшись, утвердительно кивнул.
– Тебе следует пасть в ноги сиятельной царевне Юилиммин-даше и просить ее о милости, гонец! – разнесся над дорогой звучный голос Асмата. – Но госпожа склонна простить тебя, если ты не будешь медлить и расскажешь все сам. Кем и к кому был послан, какие вести несешь ты в Ассубу. Помни, от глаз царевны не укроется ложь, Всеблагая стоит за ее плечом.
Юноша все еще мялся и медлил, а потому Гаруул немного «помог» ему спешиться. Вышло не слишком грациозно.
– Если ты и впрямь был послан во дворец, то и ответ тебе пристало держать перед сиятельной царевной да благородным Шамунтом, что известен во всех землях! Разве не так тебе велено? – произнес самирит, и, немного тише, добавил. – Выбора у тебя нет, почтенный, у нас мало времени.
Гонец помедлил немного, еще раз взглянул в темные как ночь и очень убедительные глаза стоявшего рядом Гаруула и, внезапно рухнув в дорожную пыль у моих ног, заговорил.
От услышанного у меня закружилась голова. Если верить словам посланца, славный владыка Кареша, предводитель могучего войска, был сегодня ночью серьезно ранен и только Всеблагой ведомо, когда прервется нить его жизни. А потому велел он сообщить обо всем в Ассубе и призвать к Вратам все свое войско, чтобы отомстить вероломным самиритам, зло это содеявшим. Повелел так же, чтобы землю Кареша приняла от него старшая своей дочь, жрица Великой Матери. И правила над ней, и оставила потомкам. Союз же с Хоннитом просит ее заключить незамедлительно.
Был при гонце и приказ, написанный явно и, как оказалось, весточка, обозначенная тайно. Еще неделю назад я бы ни за что не догадалась, что это послание, но тот знак, что мы передали старику в Камнях, открыл мне глаза. Расшифровать всю эту вязь узелков на бахроме мы не могли, но предназначалась сия «записочка» Сельмишу. Пришлось Асхату провожать гонца до Камней, а мы, вдвоем на одной лошади, поспешили вперед. Мир рушился на глазах, мне было важно достигнуть Врат, пока в бездонную пропасть не скатился последний камень с того моста доверия, что вырос между мной и Асмаррахом. Неужели он мог поднять руку на моего отца?! Верить этому не хотелось, но в глубине души всплывала характеристика, данная великому завоевателю потомками: «Бесстрашный полководец, безжалостный к врагам, умелый политик, не брезговавший никакими средствами для достижения поставленных целей». «Ты попала совсем в другие времена, ждать от этих людей тех же понятий о добре и зле было бы ошибкой!» – ехидно добавил голос в глубине сознания. Влюбленная девочка внутри меня до крови закусила губу, закрыла глаза и зажала уши. Я не должна допускать сомнений, пока во всем не разберусь!
***
В лагерь у моста мы добрались затемно. Если бы не мой спутник, я, скорее всего, свалилась бы в канаву от усталости и нервного напряжения.
Гаруул, словно ураган, ворвался в ставку, без труда находя дорогу к главному шатру. Воины, пытавшиеся было остановить нас, были сметены с пути его могучим рыком, да и моя блондинистая шевелюра играла роль отличного пропуска.
– Дорогу, тупые бараны! – ревел мой телохранитель, – Дорогу старшей царевне Юилиммин-даше!
Из огромного царского шатра высыпали сотники и всякие вельможи. Они гомонили и толпились, явно не заная, как поступить. Неизвестно, долго бы мы через них пробирались, но один из старших командиров, высокий, смуглый и абсолютно седой, громко и отрывисто крикнул, и мешавшая нам толпа расступилась.
Остановив коня, Гаруул тут же вылетел из седла и, подхватив мое изможденное тело, поставил на землю. Голова тут же закружилась, ноги задрожали, а к горлу подкатил горький ком. С огромным усилием я нашла в себе силы выпрямиться и заговорить.
– Печальную весть получила я, воины, от гонца, спешившего в Ассубу. Отца моего видеть желаю немедля и немедля же обо всем узнать!
Голос мой прозвучал, как мне показалось,
