Рэчел прикусила губу. Она боялась расспрашивать его, чтобы не узнать ненароком какие-нибудь страшные подробности. К счастью, Эдам, очевидно поняв ее состояние, ограничился лишь самыми необходимыми сведениями.
— Меня поместили в соседнюю камеру, — сказал он. — Тогда я, разумеется, не мог знать, насколько мы похожи, да и Том был в таком состоянии, что сходства действительно было мало. Впервые я увидел его, когда несколько дней спустя мне удалось проделать отверстие в разделявшей нас стене. Этого было достаточно, чтобы кое-как видеть друг друга и переговариваться, не привлекая внимания охраны. Так мы познакомились с Томасом Шериданом.
Эдам немного помолчал.
— Я думаю, Том знал, что умирает. До сих пор я иногда спрашиваю себя, что помогло ему продержаться так долго.
— Что же? — Рэчел вскинула на него свои полные слез глаза и с трудом сглотнула. — Что?!
— Он не хотел умирать, не рассказав о тебе кому-то, кому он бы мог доверять. Мое лицо было изуродовано не так сильно, как его, поэтому Том, конечно, сразу увидел, что я мог бы быть его двойником. Думаю, что именно это заставило его довериться мне, хотя никакой логики здесь нет. В том положении, в каком он находился, Том мог открыться любому, кто говорил по-английски. Словом, Том передал мне медальон, который •ему каким-то чудом удалось сохранить, и взял с меня клятву, что, если я когда-нибудь сумею вырваться на свободу, я разыщу тебя и верну медальон. Том хотел, чтобы ты знала, как сильно он тебя любил и как он жалеет, что не сумел сдержать свое обещание и вернуться.
Рэчел улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на медальон, который все это время сжимала в кулаке.
— Том часто нарушал слово, — промолвила она и снова перевела взгляд на Эдама. — И все-таки ты должен был мне сказать. Почему ты так долго молчал?
— Почему?! — Эдам всплеснул руками. — И ты еще спрашиваешь! Ты думаешь, мне было бы просто явиться к тебе и заявить, что человек, которого ты так любила, не погиб быстрой и легкой смертью в авиационной катастрофе, что он умирал долго и мучительно, что он страдал несколько месяцев, терпел пытки и издевательства и что его последние часы были сущим адом?
Рэчел поморщилась, и Эдам осекся.
— Да. Рэчел, — добавил он, — именно это я должен был тебе сказать. Это, и еще то, что Том умер с твоим именем на устах. Он выкрикнул его так громко, что, наверное, его было слышно во всей тюрьме.
— Не надо… — пробормотала Рэчел, и Эдам вполголоса выругался. Он подхватил свои вещи и стал торопливо одеваться, так как на нем не было ничего кроме Долотенца, которое он обернул вокруг бедер.
Застегнув последнюю пуговицу на рубашке, Эдам повернулся к Рэчел.
— У нас было слишком мало времени, Рэчел, — сказал Эдам. — Когда мы встретились, Том был совсем плох и быстро угасал. Быть может, вначале он еще питал какие-то надежды, но под конец и они оставили его, осталась только ты. Когда, незадолго до смерти, у него начался бред, он все время звал тебя, и я слышал его голос из своей камеры.
— Боже! — прошептала Рэчел с трепетом. — Господи боже мой!..
Эдам старался не смотреть на Рэчел.
— После того как Том умер, — продолжал он все тем же тихим, невыразительным голосом, — я остался один. День за днем, ночь за ночью я проводил в своей камере, и лишь раз в неделю охранники ненадолго выводили нас во двор. Чтобы не сойти с ума, я считал дни и рассматривал медальон.
Эдам перевел дух.
— Очень скоро я уже знал твое лицо лучше, чем свое собственное. Я полюбил тебя задолго до того, как мы встретились. Когда я сказал, что ты помогла мне выжить, я нисколько не шутил. Ты действительно спасла меня. Ты была моей путеводной звездой. Твое лицо воплощало. в себе все то прекрасное, что существовало в мире за стенами тюрьмы и о чем я уже начал забывать. И я часами любовался твоей фотографией, открывал и закрывал замок, до блеска натирал золото обрывком своей одежды.
— Эдам, я… — начала Рэчел, но он сделал нетерпеливый жест и продолжал, не дав ей вставить ни слова:
—Да, я полюбил тебя задолго до того, как услышал твой голос, почувствовал запах твоего тела. И с каждым днем, с каждым месяцем моя любовь становилась все сильнее и сильнее. — Тут он коротко и хрипло рассмеялся. — О, я знаю, о чем ты думаешь! Ты скажешь, что это была только фотография, что я не знал ни твоего характера, ни твоих вкусов, ни привычек, ни всего остального. Как же тогда я мог полюбить тебя?
— Действительно, как? — эхом откликнулась Рэчел.
— Я не могу этого объяснить, — сказал он. — Этот медальон каким-то образом стал между нами связующим звеном; во всяком случае, я ощущал эту связь как нечто совершенно реальное. Быть может, все дело было в том, что это был дар любви, а может — в решимости Томаса, которому очень хотелось послать тебе этот последний привет. Объяснить лучше я не в силах — я только знаю, что, когда я засыпал, я видел тебя во сне, слышал твой голос, ощущал как свои твою тревогу и волнение… Так, незримо покидая свою тюрьму и проводя время с тобой, я постепенно узнавал тебя. Почти каждую ночь мы были вместе, хотя ты, наверное, этого не чувствовала.
— Я помню, — медленно сказала Рэчел, — в первое время Том часто снился мне.
Эдам кивнул.
— Но в твоих снах, в твоих грезах он представал как бы вне пределов досягаемости, не так ли? Его нелегко было разглядеть, а когда ты с ним заговаривала, он зачастую вовсе не отвечал. Он просто стоял и смотрел на тебя, верно?.. — Он немного помолчал и закончил совсем тихо: — Это был не Том, это был я, Рэчел…
— Но людям не могут сниться одинаковые сны! — возразила она с жаром.
Эдам пожал плечами.
— Пока я был в тюрьме, нам — тебе и мне — они снились. И в последние пару недель, я думаю, тоже. Хочешь, я подробно опишу тебе все коридоры, все двери того странного здания, в которое ты возвращалась каждую ночь? Я могу рассказать тебе, как пахли факелы на стенах, какие маски были надеты на тех, кого ты встречала в своих странствиях, и как под маской Тома оказывалось мое лицо и наоборот. А комната, в которой меня били кнутом? Ты помнишь ее? А железную дверь с небольшим оконцем в ней помнишь?
Рэчел молчала, и Эдам продолжил по-прежнему бесстрастно:
— Этот медальон был настоящей, живой связью между тобой и мной. Я не знаю, каким чудом мне удалось сохранить, спрятать его от охранников, однако я сумел это сделать, и он помог мне выжить. Благодаря ему эти пять кошмарных лет были почти что… терпимыми. Благодаря ему и благодаря тебе… Я часто повторял, что обязан выжить, чтобы увидеть тебя, что я не должен отчаиваться, что мне просто необходимо прожить достаточно долго, чтобы выйти оттуда и вместе с тобой посмеяться над моими тюремщиками и палачами. Я знал, что должен найти тебя, и не только ради Тома, но и ради себя самого.
И такой день настал. Диктатор был свергнут, новое правительство открыло двери тюрем и объявило всех узников свободными, однако мне, американцу, понадобилось еще несколько недель, чтобы вернуться домой.
