не подменил кандидата на титул Прайма перед боями. Вот только наша ситуация была уникальна в своем роде, а потому предстоящие ритуальные бои станут для многих сюрпризом.
Наступила последняя ночь перед боями, время, когда отцы наставляют своих сыновей, дают им советы, делятся подсказками и повторяют родовые приёмы. Всё это сейчас доставалось Анджею, ведь пока Эсфес рядом, Кшесы будут играть свои роли до конца. С одной стороны, я бы хотел сейчас находиться там, пусть даже не в качестве претендента от рода. Всё же кровь — не водица, так или иначе она подсознательно формирует некоторые привязанности. А с другой, Кшесы — не тот род, с которого стоит брать пример семейных отношений. Интересно, какой была бы наша жизнь с Анджеем, если бы одному из нас не подписали смертный приговор еще до рождения?
Моей основной задачей было выжить. Я шёл к этой цели без раздумий и моральных терзаний. Голод гнал меня вперед, не позволяя выбирать, обостряя инстинкты хищника. Я не помню, когда он впервые появился, но помню, когда впервые отступил. День, когда ты перестаешь быть чудовищем, невозможно забыть. Тогда впервые кроме жажды жизни у меня появились другие чувства. Я, как ребёнок, заново знакомился с этим миром, скрытым от меня более века за пеленой первобытных желаний.
Когда тебя не терзает вечный голод изо дня в день, когда не приходится себя сдерживать, чтобы случайно не пополнить собственную аллею мертвецов, тогда за долгие годы вышло взглянуть на свою жизнь под иным ракурсом и крепко задуматься.
Каким же наивным я был, когда решил, что им не всё равно. Что у меня есть преференции, заслуженные почти сотней лет беспрекословного подчинения. Вот только раб, который срывается с поводка, — плохой раб. Если тобой сложно управлять, если ты проявляешь собственное мнение, если ты совершил глупость, подпустив к себе кого-то — жди беды.
Моя величайшая глупость — продемонстрировать Лаосу своё личное лекарство и дальше бессильно наблюдать, как он методично унижает, растаптывает, очерняет самое ценное моё сокровище, а потом ещё и хочет его присвоить. Тогда мне удалось вырвать её из лап Лаоса, но какой ценой… Пришлось идти по трупам, и даже ломать её саму, лишь бы этого не сделал Лаос.
Как голодный шелудивый пёс, питающийся последние годы на помойках, я сидел сейчас у входа рода Регул со стороны Лабиринта и ждал. Где-то там, находился единственный человек, способный унять мой голод, вселяющий надежду, что всё может быть по-другому. Что я могу быть другим. Что же, завтра вечером я либо выживу и стану тем, кем она меня когда-то видела, либо феерично отправлюсь на встречу с предками. То-то они удивятся самому моему существованию.
Время тянулось мучительно медленно. Хотелось просто плюнуть на всё и позволить себе быть счастливым в эту последнюю ночь. Но что-то подсказывало мне, что Регулы не оценят, если по родовому поместью будет разгуливать незваный гость. Одно дело открыть вход в Лабиринт, и совершенно другое — взломать защиту поместья. Я просто ждал и надеялся. Она всегда чувствовала меня.
А пока, от нечего делать, рассматривал каскад водопадов вместо паркового озера и новый ландшафтный дизайн в виде каменного шипастого лабиринта. Ощущение, что кто-то развлекся и натыкал по парку систему противотанковых ежей с острыми каменными иглами. Две недели назад здесь такого не наблюдалось. Такой серьёзный подход к обороне поместья наводил на размышления. Может планы Лаоса уже не являются тайной?
***
Ольга
За всеми хлопотами как-то неожиданно наступил канун ритуальных боёв. Я вернулась в Осколок и не находила себе места. Источник вёл себя нормально, только саднил шов от операции. Прошлый раз обошлись без оперативного вмешательства, но и результат чуть не вышвырнул меня за Грань. Сейчас же я чувствовала себя неплохо. Грудина немного болела, как при бронхите, но ощущение медленной и неотвратимой кончины отступило.
Приходилось носить вещи под горло, чтобы скрыть следы вмешательства. Надеюсь, оно стоит того. Мысли постоянно крутились вокруг Юджина и его клятвенной «гарантии». Сделка с совестью — вот как это назвала бы мама. А папа бы усмехнулся и подмигнул, в любви и на войне все средства хороши.
Ноги сами собой вели меня в медблок. Отчаянно захотелось увидеть Шиаса, последнее время мы не смогли перекинуться даже парой фраз. Запрет. Контракт. Почему-то именно сейчас это стало неважным. Может быть потому, что появилась реальная возможность альтернативы?
Я крадучись шла по слабоосвещенному кристаллами коридору. Мягкие мокасины скрадывали шаги. Зал с капсулами регенерации встретил меня абсолютной тишиной. Шиас сгорбившись, сидел на стуле возле одной из капсул, его плечи слегка подрагивали. Он резко дергался от очередного писка датчиков, с замиранием отслеживая одному ему ведомые показатели, и вновь опускал голову на сложенные руки, покоящиеся на крышке саркофага.
Говорить что-либо было излишним. Смертельно больной пациент и врач, уже более недели удерживающий друга от смерти. Все было очень сложно. Некому было сменить его на таком ответственном посту. Я медленно подошла к Шиасу со спины, уверенна, он знал о моём приближении, но никак не отреагировал. Сил не было даже на это. Руки сами собой потянулись к плечам мужчины, сначала несмело поглаживая их сквозь рубашку и медицинский халат, а затем, не встречая сопротивления, более уверенно разминая забитые мышцы.
Массирующие движения по шее, вдоль позвонков и на затылке, две точки у основания черепа, нажатия сменялись вдавливаниями и растираниями. Осторожно приподняла его голову с рук и наклонила к себе, уперев в грудь, чтобы мышцы шеи расслабились. Массаж продолжился. Едва слышное ускорившееся дыхание выдавало Шиаса с головой. Ресницы вздрагивали, но глаза оставались закрытыми.
Я смотрела на мужчину, о котором тайком мечтала весь последний год. Сейчас он был даже ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Сердце колотилось, как сумасшедшее, тело бросило в жар, а руки продолжали мерно разминать шею и плечи. В какой-то момент я видимо совершенно потерялась в ощущениях, раз не заметила, как губы прикоснулись к его лбу в едва заметном поцелуе. В следующее мгновение я услышала тихий шёпот:
— Боги, пусть это будет не сон и не бред смертельно уставшего медика. Пусть она будет реальна.
Это было так искренне, так подкупающе, так нежно, что я прошептала в ответ:
— Боги, пусть это будет лишь сон, но пусть он позволит нам не только взгляды.
Шелест последних слов ещё не успел затихнуть, а я оказалась сидящей на руках у Шиаса, уткнувшись носом в ворот его рубашки. Сам он зарылся носом мне в волосы и глубоко
