Сестры милосердия чрезвычайно обрадовались, увидев ее. Они показали ей трех новых малышей, появившихся в детской. Монахини проявляли к ним столько сострадания и держались с такой гордостью, что сторонний наблюдатель скорее бы поверил, что их привел сюда промысел Божий, а не безнравственность и порок, царившие в городе.
Сестры уговорили Сирену остаться у них на ленч, а потом встретиться с четырьмя молодыми женщинами, проживавшими в верхних комнатах. Одна из них была женой погибшего горняка, она осталась без средств к существованию с тремя малолетними детьми на руках, а ее ближайшие родственники жили за тысячу миль отсюда. Монахини надеялись, что помощь и благотворительность Сирены уберегут ее от греха. Двум другим помочь было не так просто. Обе девушки пришли с Мейерс-авеню и теперь в любой день могли увеличить число обитателей детской. Они горячо выражали признательность за помощь, оказанную им здесь, но тем не менее собирались вернуться на Мейерс-авеню, как только разрешатся от бремени. Последняя женщина в свои тридцать с небольшим лет выглядела на все семьдесят. Она болела сифилисом в его поздней стадии. Наполовину парализованная, и к тому же с серьезным нарушением мозговой деятельности, она тоже захотела прийти к столу. Другие женщины избегали ее, несмотря на уверения монахинь, что от нее нельзя заразиться. Сестры, похоже, считали, что ее появление может рассердить остальных, однако не выдавали этого ни единым взглядом.
Сирена покидала Дом Успокоения далеко не в лучшем настроении. Ее окружало столько горя и страдания, а она так мало сумела сделать. Она старалась, но слова сестер, восхвалявших ее усердие, не могли убедить ее в том, что она делает успехи.
Консуэло дома не оказалось. Объехав вокруг квартала, Сирена свернула на ведущее за город шоссе. Она расстроилась из-за того, что не смогла встретиться с подругой. Консуэло, наверное, уже собралась в дорогу, ее здесь ничто больше не удерживало. Сирене будет очень ее недоставать. Несмотря на изменчивый характер испанки, в нем чувствовались твердость и умение подчинить других собственной воле, а их положение, по-видимому, не сильно-то будет теперь отличаться. Сирена понимала, что это эгоистично, ей очень хотелось уговорить Консуэло остаться. Обе они одинокие женщины с маленькими детьми, ни одна из них больше не живет на Мейерс, как, впрочем, на Карр или Итон-авеню тоже. Они смогут поддерживать друг друга, вместе противостоять всем, кто станет относиться к ним враждебно.
Сирена уже подъезжала к мосту через ручей, когда увидела приближающуюся со стороны Бристлекона коляску. На козлах сидела женщина, одетая в черное. Узнав Консуэло, Сирена натянула вожжи и стала ждать, пока экипаж подъедет поближе, улыбаясь Консуэло и приветствуя ее издалека.
— Слава богу, я тебя нашла, — сказала испанка. — Я боялась, что опоздаю.
— Что такое? Что случилось?
— Это все Перли, психопатка проклятая. С тех пор как Вард перебрался к тебе, она совсем озверела, превратилась в бешеное животное. На сей раз она решила не с собой покончить, а с тобой!
— Пусть она не беспокоится, мы с Вардом снова расстались.
Сирена заглянула испанке в глаза, с трудом сдерживая слезы.
— Я не знала. Прости, Сирена, но, по-моему, это уже ничего не меняет. Дело зашло слишком далеко.
— Я тебя не понимаю.
— Тебе известно, что старейшина, который вечно на тебя нападает, стал частым гостем у Перли? И она, похоже, наслушалась его речей и решила, что он прав: тебя нужно наказать за твою безнравственность. Хотя к Богу это никакого отношения не имеет. Она притворялась, чтобы узнать, что можно сделать. Теперь она наняла людей: пьяниц, воришек, хулиганов — весь этот сброд с Мейерс-авеню. Вместо оплаты за услуги она позволяет им забегать в публичный дом. Один из них проболтался девушке, к которой он пришел, а она рассказала об этом мне, потому что помнит, как хорошо ты к ним относилась в «Эльдорадо», и считает, что ты не заслужила такой участи.
— Но что же мне делать? Неужели шериф их не остановит?
— Он не успеет. Они уже собрались, кричат, слушают этого Гриера, а он разливает яд по улицам. Скоро они пойдут тебя искать. Они выбрали такое время, потому что сейчас здесь не так много людей: шахтеры или работают, или спят после ночной смены, как и большинство тех, кто здесь живет. Им велено отправиться в Бристлекон и сжечь его дотла. Потом им приказали поймать тебя, раздеть, а когда они вдоволь натешатся, вымазать тебя дегтем, вывалять в перьях и провести по улицам Криппл-Крика.
У Сирены кровь отхлынула от лица.
— Боже мой!
— Вот именно, — со злобой сказала испанка. — Конечно, если ты не выдержишь и помрешь на жаре, когда тебя обмажут дегтем, Перли не слишком расстроится.
— Они… они не посмеют этого сделать, — чуть слышно проговорила Сирена, — по крайней мере здесь, средь бела дня.
— Посмеют, еще как посмеют, если мы их не остановим. Но мы и так уже потеряли много времени. — Лицо Консуэло сделалось задумчивым. — Что ты там сказала мне насчет Варда? Это очень важно.
— Что ты имеешь в виду?
— Похоже, Перли знает, что его не будет рядом с тобой, когда явится весь этот сброд. Она до сих пор не послала за тобой своих громил лишь потому, что Вард все это время находился в Бристлеконе. Она понимает, что Вард наверняка станет тебя защищать, а ей не хочется, чтобы он пострадал.
Замечание испанки показалось Сирене справедливым.
Она согласно кивнула.
— Но что же мне делать? С Шоном в Бристлеконе остались только Мэри и миссис Иган. Если я поеду туда, они могут отправиться следом, а если останусь здесь, они все равно наверняка заявятся туда.
Консуэло нахмурилась.
— Судя по всему, нам сейчас может помочь только Вард. Если мы найдем его раньше, чем эти сумасшедшие выступят в поход, он сможет уговорить Перли, заставить ее вернуть обратно своих псов.
— Ты думаешь, он сумеет это сделать? — спросила Сирена с сомнением.
— Эти люди могут сколько угодно изображать праведный гнев, вызванный в их душах проповедями мормона, но на самом деле их интересуют только деньги, и, если им их не заплатят, они тут же разойдутся по домам.
— А что, если Вард откажется?
Сирена никак не могла заставить себя поверить, что все, о чем ей сейчас говорят, происходит на самом деле, а не в страшном кошмаре.
— Ты что, рехнулась? Как он может отказаться?! Он же любит тебя, обожает тебя до умопомрачения. Если с тобой что-нибудь случится, он весь город разнесет на куски.
— По-моему, мне лучше обратиться к шерифу, — проговорила Сирена и крепко сжала губы.
— Ни в коем случае, идиотка! Неужели ты не понимаешь, какой грязью успели облить твое имя? Шериф еще, чего доброго, решит, что ему незачем рисковать жизнью ради такой женщины. Все леди высшего общества настроены против тебя, потому что ты осмелилась считать себя равной им, а их мужья — владельцы приисков — готовы поверить в любой вздор про тебя. А тут еще Перли со своими лживыми слухами насчет того, что ты, шлюшка и интриганка, устроила все так, что ей уже не урвать кусок от пирога, то есть ты приложила руку к гибели мужа. А сплетни тем временем растут и распространяются, полгорода уже считает тебя чуть ли не чудовищем, хотя другая половина готова поклясться, что ты святая. Но ни один в этом городе не сомневается в том, что ты обладаешь какой-то колдовской силой, из-за чего мужчины липнут к тебе, как мухи к меду. Они обожают и ненавидят тебя, завидуют тебе и презирают, и кое-кому стало бы намного легче, если бы ты… умерла.
