— Хотела увидеться с тобой.
— Поэтому ты заявилась сюда вместе с Лидией, даже не предупредив меня об этом?
— Если бы я тебя предупредила, ты бы сама нашла предлог не явиться. И все же при чем тут Лидия?
— Я-то думала, что после…
— После чего, Джозефина? — Марта лишь сейчас повернулась к ней лицом, и писательница с изумлением увидела в ее глазах слезы. — После того как ты ушла, а я бродила по дому, не зная, куда себя девать? После того как я уже не решаюсь оставаться одна? — Марта помолчала, пытаясь совладать с собой. — Я знаю, как это выглядит, и знаю, что ты на меня сердишься, но, пожалуйста, постарайся понять: после проведенной с тобой ночи я поняла, насколько я одинока и как это меня разрушает. Мне нужен компаньон, нужна дружба, любовь — называй это как хочешь, — и нужно мне это гораздо чаще, чем я смогу от тебя потребовать. Ты была права. Все это мне может дать Лидия, а я смогу сделать ее счастливой, по-настоящему счастливой. Но это не меняет того, что я чувствую к тебе. Все, что я сказала прошлой ночью, все, чего я просила у тебя, — все это неизменно. Но я не могу в одиночестве ожидать твоих приездов в Лондон.
Марта казалась такой беззащитной, что Джозефине вдруг тут же захотелось той теплоты и близости, что она испытала в ночь накануне. Но как можно было ее обнять в переполненной людьми комнате? Как бы невзначай Джозефина подвинула свой бокал на несколько дюймов, пока ее рука не коснулась пальцев Марты, и из-за этого легчайшего касания, незаметного ни для кого из окружающих, все вокруг уплыло. И так как они не могли себе позволить ничего большего, это едва уловимое прикосновение вобрало в себя все волшебство и всю обреченность их отношений, и в нем было столько страстности, что Джозефина не могла вымолвить ни слова.
— Что же ты собираешься делать? — наконец тихо спросила она.
— Я тебя люблю.
— Это не ответ.
— Лучшего ответа у меня нет. Ты можешь придумать что-то получше?
Джозефина покачала головой.
— Тебе надо идти, — сжав ей руку, сказала Марта. — Похоже, тебя будут фотографировать.
— Фотография может подождать. Есть вещи поважнее.
— Но чтобы с ними разобраться, может понадобиться вся жизнь, а у нас осталось секунд пятнадцать. — Марта обняла Джозефину. Та почувствовала, как проскользнула вдоль нитки жемчуга, спускавшейся у нее по спине, рука Марты, но прикосновение оказалось столь мимолетным, что писательница решила, будто оно ей почудилось. — Тебя вот-вот заберут.
Джозефина обернулась. Селия Бэннерман смотрела на нее в упор, жестом подзывая в другой конец комнаты, где парочка репортеров выстраивала гостей для фотоснимка.
— Только этого мне не хватало, — простонала писательница.
— Прежде чем ты уйдешь, я хочу тебе кое-что вернуть. — Марта протянула ей серьгу. — Ты забыла ее у меня. Я хотела сохранить на память, но потом решила: если я начинаю оставлять себе жемчужины в надежде, что за ними придут, мое дело плохо. — Марта улыбнулась. — Все, Джозефина, никаких больше трюков. Или ты придешь, или нет. Надеюсь, что придешь.
Марта исчезла в толпе, а Джозефина стала нехотя пробираться через ту же самую толпу, чтобы запечатлеть свою улыбку для «Татлера».
— Рады вас снова видеть в Лондоне, мисс Тэй, — обратился к ней один из репортеров. — Слышал, у вас скоро выходит новая книга с инспектором Грантом.
— Да, в начале следующего года. Она будет называться «Шиллинг на свечи».
— Будем надеяться, книга принесет вам несколько больше, чем шиллинг. Правда, что вы отдаете полученный от продажи доход на благотворительные дела?
— Да, в онкологическую больницу.
— У вас есть на то какие-то личные причины? — Заметив выражение ее лица, репортер поспешно добавил: — Я не хочу влезать в ваши личные дела, но для статьи о «Клубе Каудрей» такая история очень бы пригодилась. Она привлечет публику на вашу сторону, верно же?
Это был дешевый трюк, но Джозефина сочла, что должна ответить на его вопрос, в чем репортер, похоже, не сомневался.
— Двенадцать лет назад умерла от рака моя мать.
— Грустное, наверное, для вас было время.
Реплику репортера Джозефина не удостоила ответом. По правде говоря, смерть матери ее подкосила, но она не собиралась сообщать об этом публике даже с благотворительной целью. Вежливо улыбнувшись, она уже собралась ретироваться, но репортер не унимался.
— Многие говорят, что одна из героинь новой книги Агаты Кристи[23]списана с вас, — произнес он с лукавой усмешкой. — Мюриэл Уиллс — женщина, которая пишет пьесы под именем Энтони Эстор. Вы думаете, это правда?
— Понятия не имею. Я не часто читаю миссис Кристи, — осадила она его первым пришедшим на ум резким ответом.
На самом деле Джозефина купила книгу, как только до нее дошли озвученные сейчас репортером слухи, и просто пришла в бешенство от мерзкой дамочки, которая жеманно улыбалась, хихикала и набивала свой дом безделушками; тот факт, что эта женщина-драматург была наблюдательна и сражала пером наповал, ничуть не смягчил ее гнева.
— В дружеском соперничестве нет особого вреда, правда же? — продолжал репортер. — Мне просто интересно: не будет ли героиня вашей новой книги походить на миссис Кристи?
— Право, не знаю. Хотя если призадуматься, то среди моих героев есть один бродяга с чувством юмора точь-в-точь как у миссис Кристи. А теперь прошу прощения, но мне надо кое с кем поговорить.
На сей раз, чтобы избавиться от докучливых репортеров, ей не пришлось прикладывать особого труда: в дверях возникла суматоха, возвещавшая о прибытии главной приманки вечера. Пока важные особы и дамы-благотворительницы окружали тесным кольцом Ноэла и Герти, Джозефина разыскала свой столик и, довольная, уселась рядом с Леттис.
— У меня ощущение, что я провела десять раундов с Джеком Демпси,[24]— сказала она. — И чем я заслужила такой вечерок?
— А ты чувствуешь себя в этом платье красавицей?
— Платье и вправду изумительное, спасибо.
Леттис налила ей шампанского:
— Извини, что не успела сообщить тебе первая. Я хотела предупредить о том, на что тебе предстоит наткнуться, но за Лидией разве угнаться?
— Не беспокойся, я благодарна даже за старания. А где Арчи?
Леттис не успела ей ответить, как в зале притушили свет и на сцену поднялась Селия Бэннерман.
— Все, девочки, гулянию конец, — возвестила Ронни, поставив на стол две бутылки шампанского. — Явилась сама благотворительность. — Она наклонилась к Джозефине: — А где ты провела прошлую ночь? Если бы не наша деликатность, за тобой бы охотился весь Скотленд-Ярд.
