229.
Человек-падаль гладил по голове сотрясаемого рыданиями Кристиано и в ужасе неотрывно глядел в темный угол палаты.
Он рассказал не всю историю. Не смог. Смерть была там, с ними. Он видел ее. Она была в палате. Притаилась в правом углу. За тележками с мониторами. Сливалась с тенью, но это была она. Такая же, что и тогда в поле, тот же клюв и те же перья на плечах, те же длиннющие руки с металлическими костылями.
Человек-падаль застыл в ужасе. Во рту пересохло.
"Знаю, ты пришла за Рино. Пришла забрать его".
230.
"И все это мне? Сент-Уайен, странноприимный дом, бернардинцы! — Беппе Трекка вел машину и говорил сам с собой громким голосом. — Послушать его, так я должен ехать в Швейцарию, забираться черт знает куда в горы, чтобы, как последний идиот, рассказывать по Иду и про кемпер. Вот это уж нет!"
Он сел в машину и на полной скорости промчался мимо монаха, который как раз отвел в сторонку своих псов. Для надежности он посмотрел в зеркало заднего вида, не преследует ли его служитель культа. Никого.
Как бы то ни было, монах однозначно дал понять, что обет нарушать нельзя. Это было очень серьезное ослушание. Он посмотрел на Беппе с недвусмысленным выражением — тем самым выражением, с которым встретит его Господь, когда Беппе постучится в двери рая. Так что никаких контактов с Идой, никаких CMC, ММС, никаких писем и тому подобного. Никто не мог ему помочь, пора было в этом себе признаться. Это была только его проблема. С которой он должен был разобраться, как мужчина и как верующий.
И был один только способ с ней разобраться. Скрыться. Завтра он отвезет Кристиано к судье, после чего, собрав чемоданы, вернется в Ариччу, а оттуда улетит в Африку.
Он затормозил перед больницей в тот самый момент, когда оттуда выходили Кристиано и Четыресыра."Теперь-то он меня выслушает"
Он бибикнул. И закусил губу. Забыл, что здесь больные.
Кристиано подошел к машине. Глаза у него были красные. "Видать, плакал"
Желание высказать ему все начистоту улетучилось. Он открыл дверцу и позвал Кристиано в машину.
Среда 231.
В шесть утра Кристиано разбудило негромкое хлопанье двери в отцовскую спальню.
"Он вернулся. Папа вернулся домой"
Это было невозможно. Он знал, что, даже если отец придет в себя, он не сможет самостоятельно встать с кровати. И все же Кристиано слез с постели, надеясь, что это он, как надеется остаться в живых падающий с крыши небоскреба человек.
Комната Рино была пуста.
Дверь хлопала из-за сквозняка, потому что было открыто окно в туалете. Он закрыл его, вернулся к себе в комнату, выпил воды, сел за стол и стал писать.
"Привет, папа,
я счастлив что ты читаешь это письмо, значит ты очнулся. Меня здесь нет, я уехал в Милан. Я сбежал, потому что меня хотели упечь в интернат. Они нашли способ нас разлучить. Ты всегда мне говорил, что они ищут любой предлог, и вот они его нашли. Приезжай ко мне в Милан. Мы с 4 Сыром живем в туннелях метрополитена.
4 Сыра очень болен и мне кажется что с головой у него тоже не все в порядке. Он тоже боится что его посадят в психушку.
Данило умер. Он попал в смертельную дорожную аварию.
Не сердись что меня нет, со мной все в порядке. Ты лучше приезжай ко мне в Милан. Или увидимся, где ты скажешь.
Что касается того дела, не волнуйся, я обо всем позаботился, но ни с кем не говори. Важно чтобы никто ничего не заподозрил.
Я не бросил тебя. Я просто тебя жду.
Я тебя люблю.
Кри"
Кристиано перечитал письмо и поморщился. Оно было ужасное, хотелось сказать отцу миллион вещей, но в этот момент слова не шли ему в голову. И потом, через это письмо полиция и социальные работники выйдут на его след.
Он встал и выбросил его в унитаз, а потом начал собирать чемодан.
Он найдет способ сообщить отцу, что они с Четыресыра в Милане.
232.
Пока Кристиано собирал чемодан, Человек-падаль лежал у себя на кровати перед телевизором.
Его била лихорадка. Он был словно завернут в пропитанную потом плащаницу, внутри все пылало. А пять минут назад он колотил зубами от озноба.
Во рту пересохло, язык был весь в ранках и язвочках.
"Надо позвонить Кристиано, сказать, что сегодня у меня никак не получится выехать в Милан. Может быть, завтра..."
"Я не могу ему звонить! Он ведь сюда явится... и обнаружит вертеп", — вздохнул он.
Ночью он начал бредить. Увидел, как простыни и стены комнаты покрываются маргаритками. Огромными железными маргаритками. Он пытался сорвать их, но они были слишком тяжелыми, чтобы удержать их в руке.
Хотелось выключить телевизор, от которого спекались мозги. Но для этого надо было встать.
"В лаборатории Гарнье разработаны новые кремы для волос "Фруктис". Вместе с шампунем и бальзамом они защищают и укрепляют волосяной покров головы", — орал голос в телевизоре.
Человек-падаль коснулся волос. Они болели и пульсировали, как электрические провода.
Тогда он стал медленно размазывать этот невидимый крем по голове. Он почувствовал облегчение, крем ему очень помогал, с ним эти гремящие в голове голоса совсем скоро утихнут.
233.
Кристиано Дзена запихнул в рюкзак кое-какую одежду, банку с маринованными овощами, фонарик, чтобы светить в туннелях, и все, какие были в доме, лекарства — для Четыресыра.
Была одна загвоздка. Деньги. У него на все про все было двадцать пять евро, которые он копил на игровую приставку "Сони". На эти деньги им до Милана не доехать. Он перерыл все отцовские вещи, все карманы и ящики и набрал еще три евро.
Итого двадцать восемь.
Ясное дело, у Четыресыра нет ни гроша.
Где добыть недостающее?
"Беппе Трекка".
Кристиано медленно спустился вниз, стараясь как можно меньше шуметь.
Социальный работник спал на диванчике перед включенным телевизором. Какая-то блондинка объясняла, как с помощью обычных шнурков и пуговиц сделать абажур.
Потом пустили рекламу.
Беппе повесил брюки и рубашку на спинку стула. А на полу у кровати положил сотовый, ключи от машины и бумажник.
Не дыша, Кристиано нагнулся и поднял его.
Он собирался его открыть, когда на экране появилась заставка выпуска новостей и пошел обзор главных событий.
"Сегодня в Варрано, в церкви, состоится прощание с юной Фабианой Понтичелли, обнаруженной вчера в водах Форджезе. Судья дал санкцию на погребение после получения результатов вскрытия, проведенного вчера вечером доктором Вьотти..."
