Блодейна чувствовала, терпение на исходе. В Лунной долине приказы отдавала она, и никто не смел ей перечить. Здесь же каждый кому не лень говорит ей, где быть и что делать!
– Ее лучезарность этой ночью могла погибнуть. Как, по-вашему, может чувствовать себя юная девушка, оказавшаяся на волосок от смерти? После такого потрясения ей необходима забота близких.
– У нас приказ, – упрямо возразил первый страж.
Беспокойство туго переплелось с раздражением. Оглянувшись по сторонам, Блодейна схватила охранников за руки. Вцепилась в обшлага из грубой ткани и прошипела сквозь плотно сжатые зубы заклинание. Быстро, яростно выталкивая из себя слова, сковывая чарами конвульсивно дернувшиеся тела.
Воины застыли изваяниями, не способные противостоять силе морканты. С широко раскрытыми глазами, а вместо лиц – каменные маски.
– Вот такими вы мне нравитесь больше, – проворчала колдунья, рассерженно подхватывая юбки.
Тяжелые шторы смежной со спальней комнаты поглощали солнечный свет, густые ковры вбирали шаги, отдавая взамен едва различимый шорох.
Блодейна прислушалась: из-за закрытых дверей не доносилось ни звука. И эта тишина, вместо того чтобы успокоить, напугала ее еще больше. Морканта не могла себе объяснить, в чем дело, но чувствовала: что-то не так с ее девочкой. Фьяррой, иномирянкой – сейчас разницы не было.
Рванулась вперед. При соприкосновении с резными створками колдунью едва не вышвырнуло обратно. От ударившей в грудь магии.
Чужой. Мощной. Опасной. Вкус которой отпечатался на губах смертельным ядом, тошнотворной желчью растекся по горлу. А потом накатили изумление, ярость, страх. Страх за ту, которую любила больше жизни.
Утробно зарычав, морканта ворвалась в спальню. Готовая защищать и нападать.
* * *
С каждой секундой холод проникал все глубже. Стальными колючками вонзался в босые ступни, бежал дальше, стремительно подбираясь к сердцу. Которое уже не стучало – так, трепыхалось по инерции, отсчитывая последние секунды моей жизни. На губах, запечатывая, стягивалась изморозь, лишая возможности в последний раз вдохнуть полной грудью. Теперь я понимала значение выражения «кровь стынет в жилах». Моя становилась льдом, готовая в любой момент брызнуть изнутри осколками. Разорвать отравленные магией вены.
Магию Скальде я больше в себе не чувствовала. Как будто она умирала вместе со мной. Воздух вокруг густел, превращаясь в непреодолимую толщу застывшей воды. Отрезая от меня единственного защитника – кьерда. Снежный кот бросался и полосовал когтями мутную, стиравшую его и окружающий мир преграду. Снова и снова, не понимая, что все напрасно.
Веки сами собой смыкались, наливаясь свинцовой тяжестью. Каждый вздох – выматывающее усилие. Но я продолжала из последних сил цепляться за реальность: слепо, исступленно, отчаянно. Как безумная защищала искру жизни, что еще оставалась во мне.
– Не сопротивляйся. Фьярра-а-а… – певучий шепот на ухо. – Отпусти себя. И тогда все закончится. Больше не будет боли. Только вечный покой.
Слезы, срываясь с ресниц, рассыпались по полу прозрачными горошинами. Ледяные осколки жалили плоть, опаляя таким лютым холодом, что хотелось выть. Но я и на это была не способна. Невыносимая пытка. Которую в любой момент можно было прекратить. Всего-то и нужно шагнуть вперед, сорваться в манящий образ: бархатный песок, еще не успевший накалиться под знойным солнцем, но уже ласково теплый, щекочет ступни. Шелестят, ниспадая к земле пышными юбками, пальмовые ветви. Легкий бриз нежно целует в губы, принося с собой соленый вкус моря. Одуряющий шум прибоя… Какое же это удовольствие – нырнуть с головой в прогретые солнечными лучами воды. Нырнуть к самому дну, уснуть на коралловом ложе…
Я почти шагнула к морю, пенные волны почти лизнули босые ноги. А потом мираж ощерился уродливыми надломами. Черные змеи трещин поползли по кристально чистому небу, вспороли воду, изрезали песок.
Не сразу поняла, что больше не леденею в руках Древней, а на сколы распалось не только желанное видение, но и лед вокруг. Не сразу почувствовала боль, ожегшую спину: потоком горячего воздуха меня отбросило в другой конец комнаты. Прямо к широким ступеням, убегавшим к усыпанному ягодами-льдинами столику. Об угол верхней я и содрала кожу, ощутив жжение даже через сковавший тело холод.
Визжащим снарядом пролетев по всей спальне, Снежок бесславно приземлился рядом. Его тоже отшвырнуло ураганом, ворвавшимся в спальню. Категории эдак пятой. Успела схватить малолетнего камикадзе за шкирку, за мгновение до того, как тот сорвался с места, чтобы продолжить военные действия. Рывком притянула к себе, шипящего, вырывающегося, царапающегося.
Но мне в тот момент было не до наливавшихся цветом царапин, от которых ледяная корка на руках трескалась и осыпалась на пол.
– Да угомонись же!
Боль прострелила саднящее горло, и вместо слов вырвался свистящий шепот. Замерла, как будто и правда успела превратиться из живой ари в ледяную. Прижала к груди притихшего бунтаря, дрожа от холода, что все еще безжалостно съедал меня.
На моих глазах схлестнулись две яростные, безумные стихии: лед и огонь. Две силы, из-за близости к которым волосы на голове вставали дыбом. Живой свет и первозданная тьма. Хоть в моем сознании Блодейна всегда ассоциировалась с последней, сейчас она, облаченная в огненную броню, казалась мне ангелом, сошедшим с небес.
Моим личным хранителем и защитником.
По лицу колдуньи, до неузнаваемости искаженному гримасой исступленной ярости, струилось пламя. Она сама стала пламенем. Змей Горыныч при виде изрыгающей огонь морканты подавился бы собственным дымом от зависти.
– О, мамочка фальшивая пожаловала. – Леуэлла играючи отразила атаку пламени, легким мановением воздвигнув между собой и моркантой ледяную преграду. Эта белесая стена искажала звуки, отчего смех богини больше походил на карканье ворона. – Решила составить компанию своей дочурке? Хорошая идея! Вдвоем ведь умирать веселее.
Белобрысая продолжала «каркать», в то время как морканта, не расположенная к общению, не сводила с нее напряженного взгляда. В раскаленных докрасна зрачках отражался монолит изо льда, по которому колдунья, как хлыстом, ударила пламенем. Еще и еще, пока возведенное богиней препятствие не начало разваливаться.
Хорошо хоть от этого колдовского огня не начала разваливаться мебель и не занялись занавески. Заледенеть – страшно. Сгореть заживо – в этом тоже, полагаю, приятного мало.
Меня продолжало лихорадить. Только теперь уже от разливавшегося по комнате жара. Некогда одеревеневшая простыня пару минут назад мокрыми лоскутами льнула к телу, а сейчас уже успела почти просохнуть.
– Сзади! – завопила я. Даже не завопила – вытолкнула из легких сиплое, подавив трусливое желание зажмуриться.
Морканта успела обернуться, расплескав по полу пламя, алыми брызгами сорвавшееся с подола платья. Но не успела защититься. Зашипев, Древняя полоснула колдунью когтями и жадно вгрызлась в нее клыками.
