— Что может быть для вас ценного в предсмертной исповеди отца Джулиана?
— Предсмертной! — у отца Эмиля взметнулись вверх брови. — Ты хочешь сказать, что он ничего не сказал тебе перед смертью? — Он весь сжался, как шар, из которого выпустили воздух, и пробормотал: — Какой же я дурак! Нужно было сначала убедиться… Просто скажи мне, где находятся сокровища, и можешь получать своего наемника.
Дэниел зашатался на стволе дерева и ухватился за ветку, чтобы удержать равновесие. У Лоре леи не было времени размышлять, от кого отец Эмиль узнал о сокровищах.
— В ризнице, — выпалила она. — Драгоценные камни, вправленные в дароносицу, настоящие. Это бриллианты и рубины, которые когда-то принадлежали Марии-Антуанетте. А теперь, прошу, отец, уберите пистолет.
Он с удивлением посмотрел на нее:
— Ты хочешь сказать, что все это время они находились на виду? О Боже, какой я глупец. Я сотни раз сам держал их в руках…
Она перестала слушать его. Дэниел почти добрался до верхушки дерева, Он быстро передвигался среди покрытых листвой ветвей.
— Лорелея! — Его голос эхом разнесся по каньону. — Беги! Беги от него! Он…
Отец Эмиль выстрелил. Сверху на нее полетели камни и комья снега. Дэниел исчез из виду. Ужас сковал грудь Лорелеи. Из горла вырвался яростный крик, когда она набросилась на отца Эмиля.
— Чудовище! — закричала она. — Вы обещали!
— Я ничего тебе не обещал.
Он взмахнул рукой. Удар пистолета пришелся ей прямо в лицо. Лорелея попятилась назад и упала. Щека онемела от боли.
Отец Эмиль спокойно перезарядил пистолет.
Безразличие окутало ее туманом. Дэниела больше нет. От этой мысли она почувствовала невыносимую боль, которая, казалось, будет длиться вечно. Ее Дэниел, ее муж — неистовый, горячий, насмешливый, полный жизни — был потерян для нее навсегда. Она никогда не узнает, что он хотел сказать ей.
— О Дэниел, — прошептала Лорелея, глядя на упавшее дерево и прижимая к щекам холодные руки. Ветер шуршал увядшей листвой. Дна каньона не было видно, но она представляла, как он лежит с переломанными костями, истекающий кровью в ледяной темноте. — Любовь моя, что я натворила…
— Тебе не придется долго горевать, принцесса, — рот отца Эмиля скривился в иронической усмешке.
Она посмотрела на него поверх черного дула пистолета.
— О, отец Эмиль? Что вы делаете?
— Что делает человек, который любит свободу и власть и ждет в течение десяти лет?
Ветер обжигал лицо.
— Я не понимаю.
— Теперь я, получил то, что хотел. Контроль над приютом. И сокровища Людовика XVI.
Последние слова Дэниела эхом вернулись к ней: «Беги от него! Он…». С ее лица сошли все краски.
— Это были вы, да? — спросила Лорелея. — Вы хотели убить меня. Отец Эмиль, почему?
— Мир должен быть очищен от выродка Людовика. Ты — угроза свободе.
Она дрожала как лист на ветру. О Боже, всего лишь минуту назад она спасла ему жизнь — только для того, чтобы он забрал у нее Дэниела. В голове от ужаса и горя путались мысли.
— Но… отец Гастон… Он пытался убить меня!
— Не он, — отец Эмиль с отвращением фыркнул. — Он боготворить тебя. У него были грандиозные планы. Он хотел, чтобы ты вышла замуж за знатного человека для продолжения династии. Он был твоим защитником. Глупая девчонка! Это Ворона он собирался убить, — губы отца Эмиля изогнулись в злой усмешке. — Дурость Гастона сыграла мне на руку.
Лорелея увидела вдалеке за его плечом какое-то движение. Барри. Пес взобрался по обвалу и теперь находился над ними, собираясь спускаться вниз к дороге.
Осторожность удержала Лорелею от видимого проявления радости, у нее вдруг появилась надежда на спасение.
— Но вы знали обо мне с прошлого лета, — сказала она. Медленно и осторожно Лорелея поднялась на ноги.
— Знал, — согласился он. — Гастон помог. Как бы я хотел, чтобы Гастон смог узнать, как много он сделал для свободы.
Она незаметно шагнула вперед. Мужчина нервничал. Она видела его бегающий взгляд, нетвердую руку. Если она сможет заставить его поддерживать разговор, возможно, ей удастся найти выход.
— Почему вы просто не убили меня, когда узнали, что я за личность?
С каждой секундой Барри приближался все ближе и ближе, пробираясь через обвал.
Она судорожно вздохнула. Может, кто-нибудь в приюте слышал выстрел. Выстрел, которым был убит Дэниел. «Скоро и я присоединюсь к нему», — подумала Лорелея. Потом ее безразличие сменилось холодной яростью. Но только не так! Только не от руки этого фанатика.
— Мне не удалось отыскать эти сокровища, — сказал он. — Кроме того, ты не представляла угрозу, пока оставалась в приюте. По правде сказать, мне доставляло удовольствие смотреть, как принцесса королевской крови моет горшки, пачкает свои руки о болячки других людей, — его голос резко звучал под завывание ветра.
Лорелея молилась, чтобы он не услышал приближения Барри. Пес уже достиг другого обвала, легко преодолел его и снова появился на возвышающемся над ними склоне.
— Твоя королевская душа втоптана в грязь, как у раба. Мне очень хотелось, чтобы твой отец мог видеть, как ты унижена, — отец Эмиль скривил рот. Казалось, он смаковал свою победу, как хорошее вино. — Скажи мне, ты полюбила двор, как любил его Людовик?
— Я предпочитаю горы Швейцарии, — заявила она, не спуская глаз с маленькой приближающейся фигуры. — Но в тот день в Париже… Вы спасли мне жизнь, когда напал тот бандит.
Он покачал головой:
— Ты ошибалась. Он нападал на меня, дорогуша. Его послал Фуше. Отец Джулиан, казалось, начинал впадать в истерику из-за сокровищ. Поэтому мне пришлось устранить его.
— Яд! — выдохнула она, чувствуя как к горлу подступает тошнота. — Вы отравили его мышьяком из рюкзака Дэниела. Поэтому в пузырьках оставалось так мало отравы, — она отошла на шаг назад. Сверху все еще падали осколки льда и камни, потревоженные выстрелом. — Боже, помоги мне, я ведь обвиняла лежавшего на смертном одре отца Джулиана за то, что он предал меня ради сокровищ.
— Уверен, что он простил тебя. Этот идиот был так же слепо верен тебе, как и отец Гастон и все остальные дураки из приюта.
Отец Эмиль навел на нее пистолет:
— Прощай, принцесса. Могу утешить тебя: бриллианты Марии-Антуанетты поддержат мое дело, а твоя голубая кровь польет дерево свободы.
Лорелея затаила дыхание. «Дэниел, — подумала она, — я умру с твоим образом в сердце».
Глаза отца Эмиля горели фанатичным огнем. Его палец на спусковом крючке напрягся.
Сверху послышалось какое-то царапанье. На выступе над головой каноника мелькнул огромный зверь и бросился вниз.
