— Какая ты высокая! Я и думать не думала, что ты у меня такая красавица! Нет, я сплю, и все это мне только снится. Ущипни меня поскорей, Дацилия, золотко! Какая же ты лапочка! Обними меня поскорей, моя рыбка!
Дацилия действительно беззвучно разевала рот, словно вытащенная из воды рыба. Она судорожно пыталась придумать, что бы сказать матери, но ей ничего не приходило в голову. К счастью, мать Дацилии тараторила за двоих:
— Ой, да что же это я стою, как дура! Иди сюда! Дай я обниму тебя и поцелую. Я столько лет ждала этого дня. Иди к мамочке, не бойся. Я не кусаюсь.
Дацилия и ее мать крепко сжали друг друга в объятиях, и Анаид невольно подумала о том, как они похожи, — обе открытые, непосредственные, одинаково жутко одетые… У них явно было много общего.
Клаудия уже сделала множество снимков, когда внезапно зазвонил ее мобильник.
— Мауро? Это ты? — подмигнув Року и Анаид, спросила девушка.
— Где ты? — раздался в трубке голос Мауро.
— В Нью-Йорке! Знаешь, свадебные торжества, наконец, закончились, и я скоро вернусь.
— Совсем скоро?
— Ну да! Грей мне кроватку! Скоро я в ней окажусь.
— Э… Видишь ли… Боюсь, что ты не влезешь.
— Ты что, спишь на раскладушке?
— Нет, но втроем мы все равно не поместимся.
— Что значит — втроем?! — заверещала в трубку Клаудия. — Ты что, считать разучился?! Ты и я — это двое!
— А с Джулией — трое!
— С Джулией?! — позеленела от ярости Клаудия. — С моей лучшей подругой Джулией, которую я попросила за тобой присматривать, пока меня не будет!
— Ну да! Она так хорошо за мной присматривала, что теперь — моя невеста.
— Чего-чего? — поперхнулась Клаудия, хотя все прекрасно расслышала.
— Джулия теперь моя невеста.
— Ах, мерзавка! Разлучница! — разбушевалась Клаудия. — Ну и скажи на милость, чем эта Джулия лучше меня? Что она такого умеет делать?!
— У нее отлично выходит меня утешать. Она утешала меня, утешала, а потом мы очутились в кровати…
— Эх ты! Не мог меня немножко подождать!
— Ничего себе — немножко! Я ждал тебя все лето!
— Но ты же сам хотел помучиться! — настаивала, скорее раздосадованная, чем расстроенная, Клаудия.
— Да. И я хотел сказать тебе за это большое спасибо. Я ужасно мучался, ужасно. Никогда я еще не получал такого удовольствия, но дело в том, что…
— С меня довольно! — взвизгнула Клаудия и выключила мобильник.
Анаид бросилась к подруге, чтобы обнять ее и утешить, но та сверкнула глазами и заявила:
— Стой! Не подходи! Сочувствие меня унижает! Терпеть не могу, когда меня жалеют…
— Но…
— Никаких — но! Терпеть не могу, когда меня жалеют счастливые подруги, у которых есть женихи! Терпеть их не могу!
Озадаченная Анаид застыла на месте.
«Неужели Клаудия говорит это серьезно?! Не исключено. Она такая…»
До недавнего времени у Анаид не было жениха, и она не была счастливой подругой Клаудии, но теперь все было по-другому. Несмотря на последние события, несмотря на гибель Кристины, Анаид чувствовала себя такой счастливой, что счастье просто было написано на ее лице.
При мысли об этом, Анаид живо представила себе, как хочется сейчас несчастной брошенной Клаудии чем-нибудь запустить в ее счастливую физиономию…
Геройски погибшая Сармука оставила неизгладимый след в сердцах омниор, многие из которых, особенно самые молодые, щеголяли теперь в футболках с изображением Сармуки и ее верного пса и надписью «Proud of you!».[66]
Анаид действительно гордилась тем, что была молочной сестрой отважной юной иннуитки, которая навсегда унесла с собой Жезл Власти в Царство Мертвых, откуда она будет мудро вершить до скончания века судьбы всех омниор.
Сармука была настоящей героиней, истинной королевой всех колдуний, а Анаид внезапно превратилась в самую обычную и невероятно довольную этим девушку.
Она была счастлива потому, что теперь у нее были папа и мама и, в придачу неотразимый красавец-жених. Кроме того, в самом обозримом будущем у Анаид должна была появиться маленькая сестренка Розита…
Тут рядом со старшей дочерью появились Гуннар с Селеной, которая, красуясь уже хорошо заметным животом, несла пакет с памперсами, ползунками и детскими чепчиками.
Позеленев от зависти, Клаудия прошипела:
— Еще терпеть не могу счастливых баб с их муженьками!
— Чего ты злобствуешь? Не видишь, у Селены скоро будет ребенок, — заметил Рок.
— Вижу, вижу, какая она стала красотка… Знаешь, вид чужого счастья всегда вызывает у меня тошноту!
Стесняясь своего нынешнего счастья в лоне семьи, Анаид принялась оправдываться:
— На самом деле папа с мамой все время ругаются.
— Это как раз самое ужасное! Значит, они друг друга любят. А вот я никому не нужна! — заявила эмоциональная итальянка и смахнула с ресниц крупную слезу.
Анаид махнула на нее рукой.
Относившаяся к своему положению с высокой степенью ответственности, Селена тут же подозвала дочь и показала ей малюсенькие зелененькие ползунки.
— Анаид, правда, симпатичные?
— Они будут Розите велики, — буркнул Гуннар.
— Молчи, несчастный! Когда у тебя в последний раз были дети? Три тысячи лет назад?
— О чем ты говоришь?! А как же Анаид?!
— Что-то я не помню, чтобы ты покупал ей ползунки у белых медведей!
Не обращая внимания на перебранку родителей, Анаид попыталась представить себе пухленькую и плаксивую маленькую Розу в зелененьких ползунках в желтую полоску.
— Неужели она в них влезет?! Они же такие маленькие!
Взяв из рук Анаид ползунки, Рок осмотрел их и со знанием дела заявил:
— Великоваты. Это на три месяца. А когда Розите будет три месяца, в Урте будет слишком холодно для такой тонкой одежки.
— Я же тебе говорил! — воскликнул Гуннар.
Анаид и Селене оставалось только беспомощно развести руками. В вопросах потребностей младенцев Рок пользовался у них незыблемым авторитетом. Как-никак у него было семь младших братьев, и скоро должен был появиться на свет восьмой.
— Я не рождена быть матерью, — в сердцах швырнув пакет на асфальт, заявила Селена.
— Не расстраивайся, мамочка! Все будет хорошо! — поспешила утешить ее Анаид.
— Я вообще ни на что не гожусь!
