Она закрыла ноутбук, положила его на пол и забралась на Мардера.
– Кстати, об интимных местечках…
– Ой-ой-ой. Опять.
– Нет. Мне надо выспаться, и тебе тоже, мой Сапата. Просто мне нравится на тебе лежать. Для этих целей крупный мужчина в самый раз.
Они немного понежничали, потом Пепа выговорила:
– Бедный ты, обреченный…
– Не обязательно. Все еще может измениться.
– Да, и потому-то тебе никогда не понять Мексики. В моей стране политика – трагедия, и все наши великие политики были фигурами трагическими – или святыми, или демонами. Ты, конечно, из разряда святых. Только настоящих перемен никто и не ждет, потому что в нашей нации отражается сама человеческая природа, первородный грех, как ты это ни назови. Всегда будут chingón и будут chingada, и единственный вопрос – это каких людей к какой группе отнести. У тебя на родине, с другой стороны, принято верить в возможность перемен, поэтому политика у вас – комедия. А политики, соответственно, клоуны.
– Это лишь одна из точек зрения, – произнес Мардер, – хотя в себе я нахожу достаточно мексиканского, чтобы исповедовать трагический взгляд на жизнь. Понимаешь, я же впутался в это не нарочно; не писал ведь никаких манифестов и сюда приехал не для того, чтобы их осуществлять. Долг обязывает меня надеяться на лучшее, но я не дурак. Думаю, смерть найдет меня очень скоро, и, querida, сердце мое, ни с кем я так охотно не провел бы свои последние часы, как с тобой.
– Знаешь, ты ведь такое все время говоришь. Меня поразило, когда тот мальчишка крикнул про победу или смерть. А потом Скелли пошутил насчет флешки в зубах, и я еще сказала: «Если надо, поплыву». Как-то не тянет уже иронизировать. Я вот все гадаю, с чего бы.
Запиликал мобильник Мардера – дурацкая стандартная мелодия, которая в нынешних обстоятельствах звучала особенно по-дурацки. Он встал и принял звонок, отметив, что уже четвертый час ночи.
Звонил Эль Гордо.
– Что ж, дон Рикардо, у вас есть последняя возможность вернуть то, что мне причитается.
– С великим сожалением вынужден сообщить вам: я и мой коллега пришли к выводу, что в настоящее время это не в наших интересах. Мой коллега использовал американское выражение: если хотите мое оружие, вам придется вырвать его из моих холодных мертвых рук. Как насчет полумиллиона взамен? Долларов.
– Рад слышать, что вы располагаете такими средствами. Когда я завладею вами, вашим домом и своим имуществом, это обстоятельство облегчит переговоры о вашем освобождении. Искренне надеюсь, что мне не придется ничего вырывать из ваших мертвых рук, хотя дело ваше. Hasta la vista, дон Рикардо.
– Тамплиеры, да?
Мардер вернулся в постель.
– Дон Сервандо собственной персоной. По сути, обещал явиться за тем, что, по его мнению, мы ему должны. Не вижу, почему бы ему не напасть прямо завтра. Надо полагать, он давно к этому готовился.
– Пытаюсь придумать какую-нибудь изящную остроту, но в голове пусто. Кажется, мы теперь в зоне для нешутящих.
Мардер обвил руками ее теплую, гладкую спину.
– Да, ирония не защитит, когда чувствуешь кожей ветерок от взметнувшейся косы и слышишь шорох Ее крыльев.
Пепа повернулась к нему лицом. Ее глаза округлились, огромные зрачки чернели в полумраке.
– Царица Небесная! Господи, а ты ведь в машине все правильно сказал. – Она говорила еле слышно, срывающимся голосом. – Ты очень меня пугаешь. Мне не верится, что я здесь. Не верится, что я встала по своей воле на пути целого картеля. Puerco Dios[152], Мардер! До меня только сейчас дошло: мы ведь все умрем, да?
– Только не ты, – сказал он.
20
– Ты спишь?
Лицо Пепы уже проступало из рассветного сумрака. Мардер погладил ее по щеке.
– Да нет. То задремываю, то просыпаюсь, сны дурацкие.
– У меня тоже. Переживаешь за дочь?
– Все время хочется вскочить и бегать кругами, орать, сам не понимаю, как еще удерживаюсь. Только дело в том, что, по сути, я беспомощен. С ней либо все будет хорошо, либо нет – отдаюсь на волю Божью. Это одно из преимуществ религиозного сознания, без которого девяносто процентов жителей этой страны давно бы свернулись в клубочек и померли.
– Интересная точка зрения. Может, стоит прямо сейчас взять у тебя интервью.
– У тебя есть запись моей легендарной речи. Предлагаю обойтись ею. Не я звезда этого шоу. Кроме того, я голый.
Они еще смеялись, когда в дверь бешено заколотили, и послышались пронзительные крики Ариэля. Больше смеха не будет, подумал Мардер, вскакивая с постели и натягивая штаны.
– Что такое, muchacho?
– Корабли идут – очень много, целая армия.
– А где дон Эскелли?
– На крыше, сеньор.
– Спасибо, Ариэль. Возвращайся на свой пост.
Журналистка тоже встала и поспешно одевалась. Мардер накинул рубашку защитного цвета и плечевую кобуру, отыскал бинокль, «стейр» и гуарачи.
– Удачи, querida, – бросил он, покидая комнату. – Может, еще увидимся.
В воздухе на крыше все еще чувствовалась ночная влажность. Небо над восточными хребтами окрасилось в персиковые тона, железно-серое безмятежное море пока было в тени. Скелли стоял рядом с пулеметом, разглядывая морские дали в свой «Цейс».
Мардер тоже приник к биноклю. Примерно в километре от пляжа лежал в дрейфе большой рыболовный траулер, его сопровождал довольно внушительный, футов сорок в длину, катер. На траулере к острову доставили с дюжину надувных лодок – их как раз бойко сгружали с задней платформы, на которую втягивают обычно заполнившиеся тралы. Это были крупные «Зодиаки» с навесными моторами – вероятно, в каждый битком набились вооруженные люди, хотя Мардер различал лишь смутные силуэты, черные сгустки на фоне темных вод.
– Профессионально работают, надо сказать, – заметил он.
– Да. Эль Гордо владеет пристанью для яхт – или контролирует владельцев. Отсюда и лодки. А с дисциплиной у него вообще неплохо. Опаньки, перевернулась лодочка. Ну ничего, такое и у спецназа случается.
С берега донесся стрекот автоматов. В сторону траулера потянулись зеленые трассы, некогда популярные в странах Варшавского договора.
Выругавшись, Скелли схватил мобильник и устроил разнос Дионисио Портере, командиру «Чарли». Лодки пока вне зоны поражения, объяснил он; всем ждать сигнальной ракеты – и ради бога, стрелять только короткими очередями. Закончив разговор, он перекинулся парой слов с Ньянгом, отвечавшим за крупнокалиберный «ДШК». Хмонг тут же рванул затвор, навел пулемет на цель и надавил на спаренные спусковые крючки.
